Книга До и после смерти Сталина - Леонид Млечин

Сталин объяснил чекистам:

— Гольдштейн интересовался личной жизнью руководителя советского правительства не по собственной инициативе, за его спиной стоит иностранная разведка.

19 декабря Гольдштейна арестовали. Задача следователей МГБ состояла в том, чтобы арестованный во всем признался.

«Меня вызвали в министерство по телефону и заявили, что я должен «размотать его шпионские связи и выявить его шпионское лицо», — рассказывал позднее следователь МГБ полковник Георгий Александрович Сорокин. — Никаких материалов, изобличающих Гольдштейна в шпионской деятельности и даже вообще какого-либо дела против Гольдштейна, я не получал, и, как впоследствии мне стало ясно, такого дела вообще в МГБ не имелось. На допрос явился Комаров, заместитель начальника следственной части по особо важным делам, и сказал, что он имеет распоряжение министра Абакумова о применении к Гольдштейну мер физического воздействия».

И оба следователя взялись за доктора наук.

«Меня стали жестоко и длительно избивать резиновой дубинкой, — описывал свои страдания Гольдштейн. — Всего меня избивали восемь раз. Измученный дневными и ночными допросами, избиениями, угрозами, я впал в глубокое отчаяние и стал оговаривать себя и других лиц».

Его избивали, пока он не подписал показания, что расспрашивал Аллилуеву «по заданию» Захара Григорьевича Гринберга, старшего научного сотрудника Института мировой литературы Академии наук. А Гринберг одновременно руководил исторической комиссией Еврейского антифашистского комитета. Вот и преступная цепочка!

Гольдштейна продолжали избивать, и он подписал еще один протокол — «о шпионской деятельности Михоэлса и о том, что он проявлял повышенный интерес к личной жизни главы Советского правительства в Кремле, чем интересовались американские евреи».

Арестовали и Захара Гринберга. После революции он был членом коллегии наркомата просвещения — вместе с Анатолием Васильевичем Луначарским и Надеждой Константиновной Крупской. Его так избивали, что он умер в камере. Евгении Аллилуевой дали десять дет. Полковника Комарова после смерти Сталина, в конце 1954 года расстреляют…

27 декабря 1947 года министр госбезопасности Виктор Абакумов и его первый заместитель Сергей Огольцов были вызваны к Сталину.

«Во время беседы, — рассказывал впоследствии Огольцов, — товарищем Сталиным была названа фамилия Михоэлса, и в конце беседы было им дано указание Абакумову о необходимости проведения специального мероприятия в отношении Михоэлса, и что для этой цели устроить «автомобильную катастрофу».

Непосредственное руководство операцией было поручено Огольцову.

Документов никаких не составлялось, как положено в подобных случаях.

Сергей Иванович Огольцов окончил двухклассное училище и работал до революции письмоносцем. После революции стал следователем уездной ЧК в Рязанской губернии. Потом оказался в Полтавской ЧК, где заведовал бюро обысков. В 1923 году его перевели в систему особых отделов в армии, и он год проучился в Высшей пограничной школе ОГПУ.

В 1939 году майор госбезопасности Огольцов возглавил ленинградское управление НКВД. Он отличился в блокадном Ленинграде: придумал мнимую контрреволюционную организацию «Комитет общественного спасения», которая готовилась «восстановить капиталистический строй с помощью немецких оккупантов». По этому делу приговорили к смертной казни тридцать два научных работника. Пятерых ученых (из них двое были членами-корреспондентами Академии наук СССР) расстреляли, еще два десятка посадили. Потом служил начальником управления в Куйбышеве, наркомом госбезопасности в Казахстане.

В декабре 1945 года Огольцова вызвали в Москву на заседание политбюро, на котором Сталин назначил наркомом госбезопасности Абакумова. Сергей Иванович стал его первым заместителем. Семья была счастлива. Открылся доступ к доселе невиданным материальным благам.

«Материально мы жили достаточно неплохо, — вспоминает сын генерала Николая Кузьмича Богданова, заместителя министра внутренних дел, — но, когда бывали в гостях у Огольцовых, мне казалось, что мы просто бедняки — такая там была обстановка и угощение. По-моему, именно Раиса Сергеевна Огольцова являлась главной заводилой при поездках по спецбазам и магазинам с целью приобретения необходимых вещей.

Отправив руководящих мужей на работу, жены созванивались между собой и договаривались о поездке. Потом обращались к своим мужьям с просьбой прислать машину. На автомашинах руководящих работников имелись правительственные гудки, представлявшие собой две удлиненные хромированные дудки, устанавливавшиеся на переднем бампере перед радиатором. Они издавали низкий трубный звук. Едва завидев машину с гудками, инспектора милиции немедленно включали зеленый свет, а если был подан звуковой сигнал, то вообще сходили с ума, обеспечивая беспрепятственный проезд».

Выполняя указание вождя, Абакумов вызвал полковника Федора Григорьевича Шубнякова. Во 2-м главном управлении МГБ он был начальником отдела, ведавшим интеллигенцией. После смерти Сталина будет установлено, что Михоэлс «на протяжении ряда лет находился под постоянным агентурным наблюдением».

«Абакумов потребовал агентурную разработку на художественного руководителя еврейского театра Михоэлса, которую он оставил у себя, — рассказывал Шубняков. — Спустя несколько дней Абакумов вызвал меня и в присутствии тов. Огольцова заявил, что имеет специальное указание ликвидировать Михоэлса. Все указания давались лично Абакумовым, который по ВЧ получал информацию о ходе операции».

7 января 1948 года Соломон Михоэлс должен был на поезде отправиться в Минск, чтобы отобрать несколько спектаклей, достойных выдвижения на Сталинскую премию. За два дня до поездки Всероссийское театральное общество, уже оформившее командировку Михоэлсу, вдруг решило послать вместе с ним театрального критика Владимира ГолубоваПотапова.

Владимир Ильич Голубов (псевдоним «В. Потапов») писал в основном о балете; он был автором книги о ведущей балерине Большого театра Галине Сергеевне Улановой, удостоенной к тому времени трех Сталинских премий, защитил о ней диссертацию. Как критика, его высоко ценили. Он вырос в Минске и, как выяснилось позднее, был тайным осведомителем МГБ. Голубов ехать не хотел, обмолвился, что его очень попросили…

В разговоре со Сталиным, рассказывал Абакумов, «перебирались руководящие работники МГБ СССР, которым можно было бы поручить проведение операции. Было сказано — возложить проведение операции на Огольцова, Цанаву и Шубнякова».

Абакумов позвонил в Минск министру госбезопасности Белоруссии Лаврентию Фомичу Цанаве, но и по аппарату правительственной ВЧ-связи не решился на откровенность, только спросил:

— Имеются ли в МГБ Белорусской ССР возможности для выполнения важного решения правительства и личного указания товарища Сталина?

Цанава, не зная, о чем идет речь, ответил утвердительно.

Вечером Абакумов перезвонил:

— Для выполнения одного важного решения правительства и личного указания товарища Сталина в Минск выезжает Огольцов с группой работников, а вам надлежит оказать ему содействие.