Книга Дни гнева, дни любви - Роксана Гедеон

Впрочем, к чему мне об этом думать? Умирать я не собиралась. В мои намерения лишь входило навести в доме порядок. Если Франсуа так угодно, пусть живет с Терезой, но пусть она не приближается к моему отелю. Я не сомневалась, что она просто шпионит. Возможно, именно с ее помощью Клавьер каким-то образом узнал, что я в Вене. Как это можно было узнать – этого я даже не предполагала, но если, например, подолгу околачиваться в моих комнатах и кабинете, то непременно можно о чем-то догадаться.

А еще мне надо создать хоть видимость мира с Франсуа. Я не жила с ним как с мужем месяцев девять, не меньше, и не собиралась возобновлять эти отношения, но находила необходимым вернуть некоторое спокойствие в наш брак. Сейчас, в оставшиеся недели перед побегом короля, спокойствие было особенно нужно. Я нуждалась в том, чтобы на меня не обращали внимания. Не нужно скандалов, ссор, домашних войн. Зато позарез нужна возможность читать бумаги Франсуа, знать, что говорится в Собрании. Все это в совокупности убеждало меня, что ссориться с Франсуа окончательно еще рано.

Дилижанс встряхнуло, и я очнулась от своих размышлений. Терпко пахло луком и мылом. Вокруг громко разговаривали торговцы и их крикливые жены – я ни слова не понимала из их беседы. Почти уткнувшись длинным носом в книгу, ехал рядом со мной худой адвокат. Остальные пассажиры, получившие, по всей видимости, не очень изысканное воспитание, жадно поглощали свои необъятные съестные запасы.

Я вздохнула. Вероятно, Соланж де Монро, на чье имя выписан мой паспорт, и не заслуживает лучшего общества. А впрочем, кто знает, – может, эти буржуа добрые и милые люди. Но выяснять это мне не хотелось.

ГЛАВА ТРЕТЬЯКРИСТИАН

1

Ранним утром 15 мая 1791 года я вернулась в Париж.

На заставах на сей раз гвардейцы были не особенно бдительны, поэтому дилижанс беспрепятственно въехал в город и остановился на Королевской площади перед Ратушей. Торговцы с женами и отпрысками высыпали на улицу и принялись ловить извозчиков. Некоторые пошли пешком, таща на плечах тюки и чемоданы.

Я вышла из дилижанса и огляделась. Все так же заколочены окна особняка, где раньше жила графиня де Водрейль, моя подруга по монастырю. Прочие отели, где жила когда-то французская знать, теперь были заняты: все какие-то комитеты, секции, клубы, типографии…

– Едете, гражданка? – спросил меня извозчик.

Я передернула плечами. Хоть он и назвал меня гражданкой, ехать все-таки надо.

– На площадь Карусель, и побыстрее!

Через двадцать минут я, подобрав юбки, уже бежала домой. Мне хотелось сначала побывать у себя, а потом уж посетить Тюильри. Я привезла важные и приятные новости, но ничего не случится, если королева узнает о них, например, завтра. Мне хотелось прежде всего увидеть Жанно.

Дениза, что несла охапку дров, увидев меня во дворе, даже присела от неожиданности.

– Ох, мадам, это вы!

Я радостно расцеловала ее.

– Дениза, я же оставила тебя толстой, как бочка! Кто у тебя родился?

– Девочка, мадам, – похвалилась Дениза, краснея. – Как только вы уехали, так она и родилась. Кюре назвал ее Анна Северина.

– Прекрасное имя, Дениза! А как Арсен – доволен?

– Ему бы хотелось мальчика..

– Ах, негодяй! Пусть будет благодарен и за девочку! А можно мне будет взглянуть на нее?

– Да, мадам, – обрадованно заверила меня Дениза – Если вам будет угодно, я скажу вам, когда она проснется.

Я прошла в дом, размышляя над тем, как повезло Денизе и как не повезло мне. Далеко ли ушли те времена, когда мы вместе ждали своих малышей. Теперь у Денизы была в колыбели дочь, а у меня… пожалуй, только надгробие на кладбище Сен-Маргерит, куда я даже остерегалась ходить, зная, что это выбьет меня из колеи на много дней.

Я быстро шла к лестнице, на ходу снимая перчатки, и в этот миг громкий пронзительный визг заставил меня чуть ли не подпрыгнуть. Я подняла голову и увидела на лестнице Жанно Он был так обрадован моим возвращением, что я вдруг очень ясно почувствовала свою вину перед ним. Мой бедный мальчик! Я ведь совершенно забросила его. Я не гуляла с ним, не читала ему сказок, даже не разговаривала. А ведь Жанно – это единственное, что у меня есть и ради чего стоит жить…

Он кубарем скатился по лестнице, с громким криком так ткнулся в мои колени, что я едва устояла на ногах. Он теребил меня за юбку, дергал за руки, и деревянная золоченая сабля, которую он сжимал в ладошке, упала на пол.

– Ма! – сказал он. – Ты больше не уедешь, да?

– Да, мой ангел, все мои дела закончились. Я теперь буду только с тобой.

Я наклонилась, чтобы поцеловать его, но далее последовала куча мала, так как Аврора, неизвестно откуда появившаяся и обхватившая меня руками сзади, так потянула меня к себе, что я села на пол. А сверху на меня повалился Жанно, не скрывавший своего восторга от того, что происходит.

В конце концов мы все трое расхохотались. Жанно, очень не любивший, когда кто-либо оспаривал его права, недолго думая принялся оттаскивать Аврору за косу.

– Уходи прочь! Я первый увидел маму!

– Ну, Жанно, – сказала я, защищая Аврору, – я же у вас общая. Меня нельзя делить.

– Но ведь ты сказала, что будешь только со мной!

– А теперь добавляю: с тобой и с Авророй.

– Давайте все вместе поедем гулять, – предложила она, искоса, с видом победительницы поглядывая на Жанно. – После занятий, да?

– Ну уж нет, – заявила я. – Никаких занятий сегодня не будет. Мы устроим мадемуазель Валери свободный день, правда?

Да, это получился действительно свободный день, проходивший под девизом: все делается так, как хотят Жанно и Аврора. Целый день, дотемна, я ездила с ними по Парижу; Жак возил нас то в Люксембургский сад, где они уже имели своих постоянных друзей, то в потешный сад Тиволи, где со скрипом вертелись ярмарочные карусели, то на ипподром, где малышей катали на пони. Аврора получила клетку с канарейкой и нитку белого жемчуга, о котором уже давно мечтала; Жанно был вне себя от восторга, когда я купила ему деревянную лошадку с уздечкой, на которой можно было качаться. Он таскал лошадку повсюду, куда бы мы ни поехали. Даже когда Жак привез нас в кондитерское заведение на улице Сен-Никез, Жанно пошел туда с лошадкой под мышкой.

Несмотря на эту ношу, он отменно исполнил роль хозяина празднества. Мы же были дамы, а он кавалер, и ему полагалось расплачиваться. Слегка запинаясь, Жанно сделал заказ и высыпал на прилавок горсть золотых монет, которые я дала ему; когда хозяин кондитерской спросил его, что за молодой господин делает ему честь, покупая мороженое, Жанно важно ответил:

– Меня зовут Жан де ла Тремуйль, сударь, а вон там сидит моя мама.

Они ели пирожные и мороженое, а в карете расправлялись с запасами конфет и леденцов, которыми были набиты карманы Жанно. Аврора еще держалась, а малыш, перемазанный шоколадом, склонил голову мне на колени и уснул, пока я рассказывала сказки о хитром крестьянине Гаспаре, доброй девочке Зернышко и о том, как звери не сохранили своих тайн.