Книга Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

Глава 12

С тех пор как найден и доказан закон Коперника, однопризнание того, что движется не солнце, а земля, уничтожило всю космографиюдревних. Можно было, опровергнув закон, удержать старое воззрение на движениятел, но, не опровергнув его, нельзя было, казалось, продолжать изучениептоломеевых миров. Но и после открытия закона Коперника птоломеевы миры ещедолго продолжали изучаться.

С тех пор как первый человек сказал и доказал, чтоколичество рождений или преступлений подчиняется математическим законам и чтоизвестные географические и политико-экономические условия определяют тот илидругой образ правления, что известные отношения населения к земле производятдвижения народа, — с тех пор уничтожились в сущности своей те основания, накоторых строилась история.

Можно было, опровергнув новые законы, удержать прежнеевоззрение на историю, но, не опровергнув их, нельзя было, казалось, продолжатьизучать исторические события как произведения свободной воли людей. Ибо еслиустановился такой-то образ правления или совершилось такое-то движение народавследствие таких-то географических, этнографических или экономических условий,то воля тех людей, которые представляются нам установившими образ правления иливозбудившими движении народа, уже не может быть рассматриваема как причина.

А между тем прежняя история продолжает изучаться наравне сзаконами статистики, географии, политической экономии, сравнительной филологиии геологии, прямо противоречащими ее положениям.

Долго и упорно шла в физической философии борьба междустарым и новым взглядом. Богословие стояло на страже за старый взгляд иобвиняло новый в разрушении откровения. Но когда истина победила, богословиепостроилось так же твердо на новой почве.

Так же долго и упорно идет борьба в настоящее время междустарым и новым воззрением на историю, и точно так же богословие стоит на стражеза старый взгляд и обвиняет новый в разрушении откровения.

Как в том, так и в другом случае с обеих сторон борьбавызывает страсти и заглушает истину. С одной стороны, является борьба страха ижалости за все, веками воздвигнутое, здание; с другой — борьба страсти кразрушению.

Людям, боровшимся с возникавшей истиной физическойфилософии, казалось, что, признай они эту истину, — разрушается вера в бога, всотворение тверди, в чудо Иисуса Навина. Защитникам законов Коперника иНьютона, Вольтеру, например, казалось, что законы астрономии разрушают религию,и он, как орудие против религии, употреблял законы тяготения.

Точно так же теперь кажется: стоит только признать законнеобходимости, и разрушатся понятие о душе, о добре и зле и все воздвигнутые наэтом понятии государственные и церковные учреждения.

Точно так же теперь, как Вольтер в свое время, непризванныезащитники закона необходимости употребляют закон необходимости как орудиепротив религий; тогда как, — точно так же как и закон Коперника в астрономии, —закон необходимости в истории не только не уничтожает, но даже утверждает тупочву, на которой строятся государственные и церковные учреждения.

Как в вопросе астрономии тогда, как и теперь в вопросеистории, все различие воззрения основано на признании или непризнанииабсолютной единицы, служащей мерилом видимых явлений. В астрономии это быланеподвижность земли; в истории — это независимость личности — свобода.

Как для астрономии трудность признания движения землисостояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижностиземли и такого же чувства движения планет, так и для истории трудностьпризнания подчиненности личности законам пространства, времени и причин состоитв том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности.Но, как в астрономии новое воззрение говорило: «Правда, мы не чувствуемдвижения земли, но, допустив ее неподвижность, мы приходим к бессмыслице;допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к законам», — так ив истории новое воззрение говорит: «И правда, мы не чувствуем нашейзависимости, но, допустив нашу свободу, мы приходим к бессмыслице; допустив жесвою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам».

В первом случае надо было отказаться от сознаниянесуществующей неподвижности в пространстве и признать неощущаемое намидвижение; в настоящем случае — точно так же необходимо отказаться отнесуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость.