Книга Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский

– Ну хорошо, – наконец вздохнул Скоробогатов. – Тогда позвольте мне развлечь вас. Самую малость.

Илье Абрамовичу не нужно было заглядывать в монитор, чтобы в точности узнать, что сейчас делал Аркадий Иванович. Он мог с закрытыми глазами, до мельчайших подробностей, по одной только интонации определить, как сидит Скоробогатов, как изменяются его мимика и положение рук. Сейчас Аркадий Иванович склонил голову. Согнув на правой руке пальцы, рассматривал ногти, а подушечкой большого пальца поглаживал палец безымянный. И если бы Максим знал Скоробогатова, он бы этому не обрадовался.

– Вы почти не общались с отцом. Давайте я восполню этот пробел. Видите ли, Максим Сергеевич, ваш отец любил басни. Его забавляла иносказательная мораль. Он называл её самым гениальным и самым нелепым изобретением человека. Не буду спорить. Так вот, Сергей как-то рассказал мне индийскую басню. О своенравной птичке. Предположим, что это был дрозд.

Выдержав паузу, Скоробогатов снова заговорил:

– Когда остальные птицы собрались на юг, наш дрозд отказался лететь в стае. Заявил, что он создание свободное, не будет подчиняться приказам, даже если это приказ самóй природы. Остался на севере, где провёл такое счастливое лето и рассчитывал провести не менее счастливую зиму. Как вы догадываетесь, Максим Сергеевич, с каждым днём становилось всё холоднее, а в первые заморозки дрозд так озяб, что едва поднялся с земли. Взлетев, уже без раздумий отправился на юг, вслед за другими птицами. Но далеко не улетел. Поздно. Пошёл снег, и крылья нашего дрозда обледенели. Он боролся из последних сил, а потом упал на землю. И приготовился умереть. Проклял свою глупость, а заодно и своих друзей, которые улетели без него.

Наш дрозд был уверен, что худшее с ним уже случилось, ведь он умирал, – продолжал Скоробогатов. – И тогда проходившая рядом корова уронила на него густую лепёшку навоза. Не удивляйтесь, ведь басня индийская. Индийцы любят неожиданные повороты. Так вот, дрозд совсем приуныл от унижения, а потом вдруг почувствовал, что согревается. Лепёшка-то была свежей, горячей. Дрозд приободрился. Отогревшись, решил, что всё неплохо. И так ему стало радостно, так легко, что он запел. Поверил в свою неуязвимость. И его задорную песню услышал деревенский кот. Кот, как вы понимаете, быстро отыскал нашего дрозда и, довольный, съел, даже не испачкав мордочку.

Устав от лакрицы, Илья Абрамович зачерпнул горсть фенхеля и залпом отправил его с ладони в рот. Уже слышал эту басню. И знал, к чему всё идёт. Мельком посмотрел на остальных. Лизавета сейчас отошла в тень за колонну. Шахбан, державший Анну, ухмылялся – басня ему пришлась по вкусу. И даже Баникантха, довольный, скалился покрасневшими зубами. Конечно, не понял ни слова, но, должно быть, заметил ухмылку Шахбана – вторил ей без лишних размышлений.

Максим успокоился. Опять выглядел неприступным и твёрдым. Так и не отвёл взгляда, настойчиво, с нескрываемым вызовом смотрел в монитор. Напрасно.

– Скажите, Максим Сергеевич, какова мораль этой басни?

Мальчишка не ответил. После ядовитой, удушающей паузы Аркадий Иванович устало промолвил:

– Я повторю вопрос. В первый и последний раз. Будем считать, что вы, Максим Сергеевич, нервничаете. Вам страшно. И голос вас не слушается. Так бывает. Но вам придётся взять себя в руки. В конце концов, невежливо молчать, когда вам задают вопрос.

– Невежливо? – сипло выдавил Максим.

Это было первое слово, произнесённое им с тех пор, как его привели в подвал. Анна окончательно замерла в руках Шахбана. Со слезами посмотрела на Максима. Ждала. Верила в него. Забавно. В Шустова-старшего его друзья тоже верили. Даже в последние минуты их жизни – валяясь в луже собственной мочи, перемешанной с их собственной кровью.

– У вас нет повода на меня злиться, а значит, нет повода проявлять ко мне невежливость, – спокойно ответил Аркадий Иванович.

– Нет повода злиться? После всего, что вы с нами сделали?! – Голос Максима окреп.

– О, не вносите путаницу. И не обманывайте самого себя. Это сделал ваш отец, Максим Сергеевич. Он стал причиной ваших… затруднений. Поступки моих людей – следствие, а не причина. Так бывает, поверьте. Пока что вы ничем не лучше собаки. Собака кусает палку, которой её ударили, а не человека, который эту палку держит. Неужели вы так же наивны? Всегда ищите первопричину и боритесь с ней. Однажды это сослужит вам неплохую службу, поверьте мне на слово.

Фенхель – хорошая вещь. Освежает дыхание, а главное, облегчает пищеварение. Илья Абрамович забросил в рот ещё одну горсть зёрен и демонстративно отодвинул пиалу. Баникантха поторопился её убрать. Илья Абрамович не любил, когда после еды на столе оставалась посуда.

– Хорошо, – процедил Максим. – Тогда отпустите Диму и Аню. Они тут ни при чём. Виноват мой отец. И я готов платить по его счетам.

– Платить по его счетам? – Скоробогатову понравилось это выражение. Сейчас он наверняка улыбнулся – так неприметно, едва скривив губы, что посторонний человек ничего бы и не подметил. – Легко соглашаться на то, о чём вы не имеете представления. Вот вам ещё совет, не разбрасывайтесь обещаниями, когда от вас их не требуют. К тому же эти счета стали вашими ровно в ту минуту, когда вы затеяли свою игру. В ту минуту, когда купили билет в Индию. Разве я не прав?

– Но Дима и Аня ни в чём не виноваты! – с едва скрываемым отчаянием настаивал Максим.

Мальчишка слишком много себе позволял. И ведь он совершенно не понимал, что разговор с Аркадием Ивановичем – последний рубеж его жизни. Не стоило отвечать так грубо. Грубость и невежество быстро утомляли Скоробогатова.

– Они, Максим Сергеевич, тоже сделали выбор. Будем его уважать, к каким бы он ни вёл последствиям.

Максим впервые опустил голову. Всё-таки ему было неудобно стоять с затянутыми за колонну руками. Во время паузы оживился Дмитрий. Кажется, пробовал обратить на себя внимание Шахбана. Показывал ему, что хочет избавиться от кляпа и вмешаться в диалог. Шахбан, державший Анну, конечно, проигнорировал его.

– Досуг мне разбирать вины́ твои, щенок. Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать, – прошептал Максим достаточно громко, чтобы Аркадий Иванович его услышал. – Так?

Скоробогатов благосклонно усмехнулся:

– Вы бы удивились, узнав, до чего сейчас похожи на Сергея.

В его словах неожиданно появился слабый оттенок тепла. Илья Абрамович перестал жевать, замер. Давно не слышал этой интонации. Голос Скоробогатова остыл, обесцветился после смерти супруги, а после предательства Шустова-старшего охладел окончательно. В последние годы тепло возвращалось в слова Аркадия Ивановича лишь изредка, в общении с дочкой. И вот сейчас… Илья Абрамович покосился на Лизавету – знал, что она тоже почувствовала эти родные мягкие нотки, однако в тени не разглядел её лица.

– Позвольте мне сделать ещё одно отступление, – в колонках послышался шорох перебираемых бумаг. – Раз уж мы заговорили о вашем отце и начали цитировать классику, давайте я зачитаю вам последнее письмо Сергея. О, не беспокойтесь, оно коротенькое. Более того, письма как такового нет. Сергей спрятался за чужими словами. Он любил так делать. Хотя, надо признать, у него это выходило оригинально.