Книга Фиалки на снегу - Патриция Грассо

— Молодость и неопытность могут стать могущественным любовным эликсиром, — сказала Гизела и, подняв к губам флейту, заиграла. Сперва мелодия звучала игриво и весело, после перешла в медленную и чувственную…

— Добро пожаловать в Лондон!

Изабель узнала бы этот голос где угодно. Она стремительно обернулась и увидела герцога Эйво-на, прошедшего в садик с улицы. Он был во всем черном — кроме ослепительно белой рубашки — и казался демонически красивым. И опасным…

— Откуда вы узнали, что я здесь? — вместо приветствия спросила Изабель.

Джон улыбнулся:

— Я шел на сладостный звук вашей флейты.

Изабель удивленно повернулась к Гизеле, но рядом никого уже не было.

— Мне не понравился ваш Лондон, — заявила она герцогу.

— Мой Лондон? — удивленно переспросил герцог, присаживаясь на скамью рядом с девушкой.

— Мне больше нравится тихая провинциальная жизнь в Стратфорде, — прибавила Изабель.

— И как там было, в Стратфорде, когда вы уезжали? — поинтересовался герцог.

— На березах и орешнике появились сережки, — ответила Изабель, — на вербах набухали почки, а из-под земли начинали пробиваться крокусы…

— Просто восхитительно.

— Недавно я слышала даже, как скворец пел скворушке любовную песню! — прибавила девушка.

Джон откинулся на спинку скамьи, вытянув свои длинные ноги:

— После окончания сезона вы можете вновь вернуться к этим земным радостям. И, может быть, какой-нибудь красивый молодой пастушок будет петь любовные песни вам.

Изабель мрачно посмотрела на него и заметила:

— Меня удивляет то, что вы смогли покинуть своих дам так надолго лишь для того, чтобы поприветствовать меня.

Джон близко наклонился к ней — так близко, что она ощутила тепло его дыхания на своей шее.

— Вы говорите, как ревнивая жена.

Изабель не удостоила его ответом.

— Кстати, о каких дамах вы говорите? — поинтересовался Джон; разговор явно забавлял его.

— О тех веселых вдовушках, о которых писали в «Тайме».

— А, эти… А может быть, я только и жду вашего выхода в свет, чтобы спеть серенаду вам?

— Учитывая то, сколько у вас женщин, боюсь, к тому времени вы изрядно охрипнете, — саркастически ответила Изабель. Тоном проповедника она продолжала: — Вы никогда не сумеете восстановить вашу репутацию. Стоит только чем-нибудь запятнать свое доброе имя, и исправить уже ничего невозможно. А ваши бесчисленные дамы в скором времени разрушат и те остатки репутации, которые еще есть у вас.

Джон резко поднялся, удивив и слегка напугав девушку. Он наклонился к ней, явно раздраженный ее нравоучениями, и проговорил:

— Мисс Монтгомери, я не привык выслушивать наставления от кого бы то ни было — тем паче от девчонки, которой место в школе! Мои знакомства вас не касаются. Это я ваш опекун, а не наоборот!

Не дожидаясь ее ответа, Джон развернулся на каблуках и направился прочь из сада на улицу, но, услышав голос Изабель, остановился и оглянулся.

— Я требую, чтобы вы отвезли меня домой, — вскочив со скамьи, заявила Изабель.

— Вы и так дома, Белли, — герцог указал на дом. — Это ведь Монтгомери-хауз.

— Я имею в виду Стратфорд.

— Ваш первый выход в общество состоится пятнадцатого марта на балу в доме моей матушки, — отвернувшись, сказал Джон.

— Куда вы идете?

— Засвидетельствовать почтение вашей мачехе.

— Дверь вон там, — указывая на дверь кухни, заметила Изабель.

— Разве я слуга, чтобы входить в дом с черного хода? — Предложение Изабель явно шокировало Джона.

— Гордыня предшествует падению, ваша светлость.

— Мудрые слова; вам тоже стоило бы над ними задуматься, — глядя прямо ей в глаза, парировал Джон. — Увидимся в доме.

— Я сразу пойду в свою комнату, — заявила Изабель.

— Как пожелаете, мисс Монтгомери, — отвесил ей низкий поклон Джон. — До пятнадцатого марта.

Изабель бросила на него раздраженный взгляд и направилась в кухню. По лестнице для слуг она торопливо пробежала в свою спальню и с силой захлопнула дверь.

— Тише, тише, дитя мое, — проговорила Гизела со своего обычного места у камина. — Ты и мертвого разбудишь.

— Герцог приводит меня в ярость! — сказала Изабель. — Это надменный, развращенный…

Ее прервал стук в дверь.

— Войдите!

— Леди Дельфиния просит вас пройти в гостиную, — сказал Пебблс. — Его светлость здесь. Он рад приветствовать вас в Лондоне.

— У меня болит голова, — солгала Изабель. — Передайте его светлости мое искреннее сожаление, но я не смогу прийти.

— Хорошо, миледи.

— Да, я знаю, что лгать — большой грех, — сказала Изабель, глядя на Гизелу, и, присев на край постели, прибавила: — Его светлость слышал, как ты играешь на флейте.

— Я знаю.

— Разве тебе это не кажется странным?

— Это очень любопытно, — согласилась Гизе-ла, двусмысленно улыбаясь. — У герцога прекрасный слух.

Изабель смотрела на нее со страдальческим выражением лица.

— Ну ладно, ладно, — проговорила Гизела. — То, что он слышал мою флейту, означает, что он слушает сердцем…

«Бойся мартовских ид», — думала Изабель, идя по коридору третьего этажа в доме герцогини Тессы, где ей отвели комнату для того, чтобы она могла приготовиться к выходу в свет. Эта строка из Шекспира, казалось, написана про нее саму.

— Это слова предсказателя, обращенные к Юлию Цезарю.

Изабель остановилась и резко обернулась к Гизеле.

— У меня будут неприятности, если ты пойдешь на этот бал, — прошептала она, настороженно оглядывая коридор, чтобы удостовериться, что ее никто не слышит. — Пожалуйста, немедленно вернись в нашу комнату.

— Но я все эти годы ждала того мига, когда ты будешь танцевать с принцем, — капризно и совсем не по-ангельски сказала Гизела.

— Принц будет сегодня на балу?

Гизела кивнула.

— Тогда ты просто обязана вернуться в комнату, — настойчиво проговорила Изабель.

— Хорошо, хорошо, — обиженно проговорила Гизела; идя по коридору, она все еще что-то бормотала себе под нос об «этих неблагодарных смертных».

Дойдя до конца лестницы, Изабель остановилась и попыталась взять себя в руки. Дрожащими пальцами она разгладила несуществующую складку голубого шелкового платья.

Смутный образ человека, которого она увидела в водах реки Эйвон много лет назад, предстал перед ее внутренним взором. Узнает ли она своего принца, когда увидит его? Поймет ли он, что они предназначены друг другу на всю жизнь? И, что важнее всего, — не наделает ли она каких-нибудь глупостей, которые оттолкнули бы его?