Книга Королевы Привоза - Ирина Лобусова

– Здесь никогда не было так страшно, – кутаясь в платок, Таня с ужасом рассматривала разбитые витрины грошовых лавчонок и разлетевшиеся окна квартир, – а запах… Ты чувствуешь этот запах?

Володя молчал. Его била дрожь. За годы смуты он прекрасно узнал этот запах – солоноватый, металлический, холодный, бьющий в ноздри и выворачивающий всю душу. Это был запах свежепролитой крови.

На углу, на перекрестке возле Еврейской больницы Таня чуть не споткнулась о два тела, распростертые на мостовой. Молодая женщина в черном платье телом прикрывала маленького мальчика лет шести, словно пытаясь вобрать его в себя. Но мальчик был мертв. Он пытался ухватить мать в предсмертной агонии, и крошечные ручки крепко сжимали ее платье – последнюю опору и защиту на этой земле.

Оба были мертвы. Слитые воедино в этом порыве любви, они были выше смерти. Их любовь горькой, трагической нитью словно поднялась над всем городом. Из глаз Тани потекли слезы. Она плакала, и слезы ее, капая вниз, исчезали без следа.

– Пойдем. Не надо смотреть, – Володя обнял ее за плечи, попытался увести, но она все оглядывалась назад.

Они завернули за угол. Стрельба послышалась совсем близко. Раздался рокот мотора. Из-за поворота показался черный автомобиль.

Быстро задвинув Таню за свою спину, Володя выставил пистолет. Резко заскрипев шинами, автомобиль затормозил рядом с ними, и из него показался Японец в сопровождении двух своих неизменных адъютантов: Майорчика и Мони Шора.

– Спасибо тебе, – не разглядев за его спиной Таню, обратился Японец к Сосновскому.

– Рад был помочь, – Володя пожал плечами. Из-за его спины появилась Таня, и Японец удивился:

– Алмазная? Что ты здесь делаешь?

– Пыталась спасти друзей.

– Ну и как? Удалось?

– Не всех.

– В городе опасно. Шухер будет только крепчать, – лицо Японца было бледным, напряженным, уставшим, и Таня поняла, что он в эту ночь не сомкнул глаз, – тварь эта… что устроила погромы… завтра получит от меня бомбу в глотку… Сколько людей положить ни за что…

– Красный комитет бесится, – вступил в разговор Володя, – в редакцию звонила Соколовская и какая-то ее страшная заместительница… Новая… Имени не запомнил… Они не хотели погромов… Комитет обороны будет пытаться выслать Григорьева из города. Так сказал Рутенберг.

– Ага, вышлют, как же! – зло хмыкнул Японец. – Они все заодно! Дали ему карты в руки, суке подзаборной, он со своими на телегах и распоясался! Хорошо хоть я погром остановил. Алмазная, все твои люди со мной были. Молодцы. Все сражались как лёвы. Не ожидал даже. Главное сохранить спокойствие. А не то… Вы куда шастаете?

Таня назвала адрес.

– Не, не по дороге, – нахмурился Японец, – я должен посты сменить. Мои ребята уже сутки стоят. Оружие дать?

– У меня есть, – ответил Володя.

– Вы там поосторожнее, что ли… Хотя мы их успокоили, но кто знает. А вообще спасибо тебе, князь-аристократ!

– Что это было? – спросила Таня, когда автомобиль Японца скрылся за поворотом.

– Я предупредил его, что будет еврейский погром. Нам в редакции сказали. Один из григорьевских тайно позвонил. Я и сообщил Японцу в «Монте-Карло», чтобы он остановил.

– Просто невероятно! Ты – и предупредил бандитов? Не верю своим ушам!

– Только они могли защитить город. Я не люблю, когда просто так убивают людей. На войне, в бою – это совсем другое. А вот так, ни за что, толпа стариков, женщин, детей…

С огромным удивлением Таня изучала лицо Володи, в котором вдруг появилось что-то новое. И это безумно понравилось ей.

Ида со своим грузчиком жила в небольшом переулке за Привозом. И очень скоро Таня с Володей углубились в переплетение разрушенных хибар и каких-то хлипких глинобитных хижин, словно в насмешку носящих название домов. Трущобы здесь были пострашней, чем на Молдаванке. И заселены были всяким отребьем.

Таня была у Иды только один раз, и едва не заблудилась среди этой ветхой, убогой нищеты. Трупов здесь не было. Таня вдруг подумала, что эти дома больше подходят для места обитания погромщиков – тупых, жестоких, вечно пьяных, никчемных, а потому страшно обиженных на жизнь и ненавидящих всех и вся.

Ида жила на первом этаже. И, едва подойдя к ее квартире, они увидели широко распахнутую, покосившуюся дверь, выходящую в чахлый палисадник. Веревка с бельем была оборвана, и детские пеленки валялись прямо на земле.

Из-за двери доносился храп. Таня с Володей вошли внутрь. Пьяный грузчик храпел, растянувшись поперек старой кровати в комнате, носившей следы страшной нищеты. Все здесь было покосившимся, старым, убогим, разломанным. Создавалось впечатление, что мебель собирали по помойкам.

В углу возле окна стояла детская кроватка, но ребенка в ней не было. Не было в комнате и Иды.

Грузчик лежал на кровати прямо в сапогах, к подошвам которых прилипла засохшая грязь. Рубаха на его груди была расхристана, и на светлой ткани виднелись бурые, порыжелые пятна. Возле кровати валялась массивная деревянная дубина, на которой были такие же пятна.

– Он был среди погромщиков, – с отвращением произнес Володя. Таня задрожала от ужаса.

– Ида! – Она пошла по комнате, заглядывая во все углы. – Ида!.. Ида!.. Неужели он ее убил? А ребенка?

– Зачем сразу думать плохое? – Однако в голосе Володи звучала неуверенность. Окровавленная дубина внушала мало оптимизма.

Таня попыталась потрясти грузчика, но это было бесполезно. Он только перевернулся на бок и еще громче захрапел. Таня была в полном отчаянии. Перед глазами стояло мертвое лицо Софы. Представить, что потеряла подругу, она не могла. Таня без устали продолжала метаться и кричать:

– Ида!.. Ида!..

– Нету ее здеся, – в дверях раздался хриплый голос, и на пороге возникла толстая, неопрятного вида старуха, от которой шел сильный запах алкоголя.

– А где она? Вы знаете? – Таня обернулась к ней.

– Выгнал он ее на улицу, как на Привозе всё это началось, – старуха икнула, – пошла, говорит, вон, жидовская морда. Может, тебе по голове дадут, ты и сдохнешь. За порог прямо вытолкал. С дочкой. А сам чуть позже с погромщиками ушел.

У Тани потемнело в глазах.

– И куда она пошла?

– Ну, сначала по улице… Шла и плакала… Сюда пока не доходили с Привоза… А потом ее в лавку забрали.

– В какую лавку?

– Да грузина одного, на углу. Он мебель чинит, старую и новую мебель продает. Так он всех евреев с улицы собрал и быстро в своем подвале спрятал. Когда сюда пришли, все евреи в его лавке спрятались. Так шо не вой, жива твоя Ида!

– Где лавка? – Таня была готова затрясти старуху, как грушу. – Куда идти?

– А на углу. Пойдешь прямо и найдешь.