Книга Десантники "Сил Спасения" - Виталий Каплан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А собственно говоря, с какой целью? – вновь не удержался от прямого вопроса Сергей. – Не будете же вы уверять меня, что решили со скуки поболтать, благо нашёлся интересный собеседник. Упомянутый вами господин, случись ему узнать о нашем разговоре, составил бы иное мнение.
– Ну, как вам сказать… Вы задаёте вопросы, на которые так сразу и не ответишь. Да и стоит ли углубляться? Во всяком случае, скажу лишь одно. Испытывая к вам определённую симпатию, я не мог не обратить внимание на отдельные жизненные мелочи. Вы их не замечаете, а у меня, чего уж там прибедняться, опыта побольше. Знали бы вы, с какого я тут года… А, ладно… Согласитесь, однако, что в моём положении вполне естественно… как бы лучше выразиться… Ну, допустим, расширить пространство ваших представлений. Как бы далее ни сложились обстоятельства, надеюсь, что наша беседа будет иметь положительный резонанс. Да, ещё маленькая просьба: если что, не судите меня излишне строго. Слаб, знаете ли, человек, да и цепочки бывают весьма крепкими.
Он замолчал, точно к чему-то прислушиваясь. И хотя лишь тиканье будильника нарушало тишину, лицо у Андреича заострилось и стало вдруг непривычно жёстким. Так прошло несколько томительно долгих секунд, пока наконец Андреич не зевнул, расслабляясь. Он поднялся с табурета и чуть торопливо сказал:
– Ладно, не обращайте внимания на мою болтовню. Ведь, по сути дела, мы встретились с вами лишь затем, чтобы продегустировать почтенный напиток. Я, не будучи вполне уверен в подлинности марки, пригласил вас для консультации. Кто-то мне упоминал в давно забытом разговоре, что вы разбираетесь в подобных вещах… Ну а засим не смею злоупотреблять вашим терпением да и временем. Стенам, знаете ли, иногда свойственно просыпаться… Всего вам доброго, Сергей Петрович. Всегда рад буду видеть вас в своём скромном обиталище. Вы уж, друг мой, не гнушайтесь обществом старого отшельника.
Сейчас, стоя у окна, Сергей так и не мог понять, что нужно было Василию Андреевичу. В самом ли деле тот проявлял участие? Или же это скрытая угроза? Не суйся, мол, парень, не в свои дела, иначе съедят. Но куда, собственно, он суётся? Об экспериментах с программами никто не в курсе, хотя и особого криминала в том нет. Сумматор ещё тогда говорил: работа, мол, будет творческая. Вот он и оправдывает возложенные ожидания. Самим же руководством и возложенные.
Нет, всё же странная какая-то история. И не случайная. Может, и в самом деле имеется связь между словами Андреича и недавними признаниями Костика?
Активация защиты
И вновь, куда ни кинешь взгляд, тянулась плоская снежная равнина. Однако на сей раз местность сильно изменилась – и Костя понял, что изменилась она не случайно. Леса теперь не было – белый горизонт неуловимо сливался с таким же белым небом. Если поднять глаза, а после опустить – не заметишь никакой разницы. Словно стоишь в центре огромного, а может, и бесконечного шара, и не понять, где низ, где верх. Даже голова слегка кружилась. И ещё Костя знал: в этом белом мире нет времени, а значит, и жизнь не могла тут появиться. Её никогда не было и никогда не будет. Но, однако же, он стоял здесь – живой, настоящий.
Странно, но холода он не замечал, хотя оказался в Белом Мире совсем раздетый, словно чья-то невидимая рука осторожно вытащила его из постели и перенесла сюда спящего. Ноги по щиколотку вязли в рыхлом снегу, и снег этот слегка пружинил, точно пенопласт.
Но Костя почему-то знал, что всё так и должно быть, всё тут настоящее – и снег, и небо, и неподвижный воздух. Может, ненастоящий он сам? Может, он просто кому-нибудь снится? Например, тому, кто сделал Белый Мир. А что этот мир сделан, было и так ясно. Неясно другое – зачем?
Белый, как всегда, появился незаметно – просто вышел из воздуха шагах в трёх от Кости. Молча постоял, поглядел вокруг, а потом уселся прямо на снег, по-турецки скрестив ноги. Костя ждал, когда же он примется за своё. И даже догадывался, о чём пойдёт речь. Васёнкин! И его, Костин, рапорт. Маленький тетрадный листочек в клеточку, несколько строк аккуратным почерком – и эта мелочь решила Санину судьбу! Стоит ли теперь удивляться появлению Белого?
Однако на сей раз Белый повёл себя как-то странно. Вздохнув, он взял горсть снега и медленно сжал ладонь. Потом столь же медленно разжал. Снежные комочки плавно опустились вниз – и через пару секунд невозможно было понять, запускал ли он туда вообще руку.
– Не липнет, – тихо, с какой-то отчаянной досадой произнёс Белый. – Всегда рассыпается. Даже снежка не слепить.
– А зачем вам это? – удивился Костя.
Странные какие-то сегодня у Белого желания. Хотя… Разве это странное желание – слепить снежок? То есть для него, Кости, не странное. А для Белого?
– Неужели не понимаешь? – с едва заметной досадой спросил его Белый. – Забыл, что ли, как сам играл в снежки?
Конечно, он помнил это. Он даже был чемпионом, когда соревновались на меткость. А соревновались давно, ещё в пятом классе, в том первом зимнем походе. Состязание устроили специально. Бегать просто так, орать и кидаться им быстро надоело. Желудки прогибались от тяжести съеденного только что обеда. Налопались от пуза. Как всегда, у них вышло что-то среднее между супом и кашей. Да у них это так и называлось: супокаша. Дежурные вытряхнули в котёл несколько пакетиков сухих супов, бухнули туда же вермишель, а когда всё это сварилось, вскрыли пару банок тушёнки и аккуратно размешали специальной ложкой – на длинной, тщательно обструганной палке. Костя сам в своё время выстругал её слегка затупившимся перочинным ножом. Тем самым, с обшарпанной синей ручкой. Это было ещё в сентябре, когда Наталья Владимировна начала водить их в походы. И с тех пор всегда пользовались Костиной «палкой-мешалкой» – такая уж у них возникла традиция. В походах нельзя без традиций.
Сперва походы были короткие – на один день. И Костя даже возмущался: чепуха, а не походы! Всё, буквально всё не совпадало с мамиными рассказами. И в книжках писалось по-другому. Где палатки? Где огромные, в сорок килограммов, рюкзаки? Сейчас и вспоминать смешно. Будто он, худющий исцарапанный пятиклашка, мог тогда нести настоящий груз! Сломался бы на первом же переходе.
Зато потом были и ночёвки, и тяжести. Кое-кто, конечно, пробовал ныть. И не только девчонки, но и пацаны тоже. Даже лучший Костин друг Андрюха Зайцев однажды стащил со спины рюкзак, уселся на него и заявил, что всё, дальше он никуда не пойдёт, потому что устал, и вообще. Правда, Андрюха быстро опомнился, когда знакомый Натальи Владимировны, дядя Саша, взял у него рюкзак и спросил: «Без груза топать можешь? Тогда топай. А если очень уж притомился – скажи, я и тебя могу на плечи взять». Разумеется, ехать на дяди-Сашиных плечах, да ещё на глазах у всех ребят (а тем более девчонок) Андрюхе не улыбалось. И он поплёлся вслед за всеми, а ещё через пару минут выпросил у дяди Саши свой рюкзачок обратно. А Наталья Владимировна нытикам отвечала так: они, дорогие друзья, видимо, ошиблись, спутав две совершенно разные вещи – поход и пикничок. Но теперь уже поздно пить боржоми, дело сделано, и ей остаётся только выразить свои искренние соболезнования беднягам, которых, по всему видно, ждёт ужасная смерть от острого нойного воспаления… Обычно после таких соболезнований нытьё прекращалось.