Книга Лефорт - Николай Павленко

Шестнадцатого мая караван стругов достиг Нижнего Новгорода. Здесь Петру были поднесены заранее заготовленные продовольственные припасы для царского стола: 17 пудов икры, живая белуга, осетр, стерлядь, обыкновенная рыба, скотина на мясо и 83 пуда меда. Впрочем, все эти припасы царь принимать отказался — возможно, потому, что рыба не входила в число его гастрономических предпочтений. Не были обделены и начальные люди. Генералу Францу Яковлевичу, в частности, были поднесены калач ценою в гривну, бочонок винограда, говядина, два пуда икры, четыре пуда меду, две головы сахару.

В ожидании подхода всех стругов караван задержался в Нижнем Новгороде с 16 по 21 мая. 19 мая царь извещал об этом оставшегося в Москве Ф.Ю. Ромодановского. Надо сказать, что в письмах своим приятелям, оставшимся в Москве, царь позволял себе описывать происходившее в том же шутливом тоне, которым пользовался и раньше и которым, разумеется, с его согласия, пользовались, например, сочинители реляции о Кожуховском походе. В письмах к Ромодановскому Петр продолжал игру в «князя-кесаря», обращаясь к нему «Min Her Kenih»; полученные от него письма принимал за «вашу государскую милость», многократно благодарил и «впредь такоже по верной своей службе служить» обещался. Но сообщалось в этих письмах о делах совсем не шуточных, а серьезных. Так, царь писал Ромодановскому из Нижнего Новгорода, «что холопи твои Автомон Михайлович и Франц Яковлевич со всеми войсками, дал Бог, здорово и намерены завтрашнего дня итить в путь, а мешкали для того, что иные суды в три дни насилу пришли и ис тех небрежением глупых кормщиков, которых была большая половина в караване; также и суды, которые делали гости, гораздо худы, иначе насилу пришли…». Подпись под письмом: «Всегдашный раб пресветлейшего вашего величества бомбардир Piter».

Третьего июня флот был в Саратове, а 6-го числа пришвартовался к Царицыну, откуда предстоял тяжелый пеший переход к расположенному на Дону Паншину. Лошади в Царицыне не были заготовлены, и артиллерию и припасы к ней пришлось тащить солдатам и стрельцам. Из Царицына Петр 10 июня извещал «князя-кесаря» о том, что «холопи ваши генералы Автомон Михайлович и Франц Яковлевич со всеми при них будущими, дал Бог, в добром здоровий».

В Паншине должно было быть заготовлено огромное количество продовольствия: 22 500 ведер вина, десятки тысяч соленых осетров, щук, судаков и лещей, ветчины, 120 тысяч штук всякой рыбы, восемь тысяч пудов соли. Подрядчики не полностью заготовили продовольственные товары, а соль не привезли совсем. «Печаль вам слезная, — писал Петру Тихон Стрешнев, — из-за воров-подрядчиков, что от непоставки их тебе… печаль, а ратным людям оскудение в пище».

Восемнадцатого июня Петр сообщал переводчику Посольского приказа Андрею Юрьевичу Кревету, что караван двинулся в путь; впереди плыл Лефорт со своим соединением, за ним следовал Головин. 29 июня караван бросил якорь недалеко от Азова. В тот же день Гордон встречал царя в своем лагере. «При его прибытии, — записал он в «Дневнике», — я велел выстрелить из всех пушек и прежде всего из 12, которые стояли перед палатками, а затем по всему лагерю, начиная сперва с Бутырского полка. Наконец, стреляли из мушкетов в том же порядке. После того как его величество поужинал, был военный совет, и в нем решено было, что я с моими войсками на следующий день пойду дальше, что донской атаман пошлет отряд на разведку, что я осведомляю его величество об известиях, которые будут получены, и тогда двинусь».

Пятого июля Гордон сделал следующую запись в «Дневнике»: «Около четырех часов пополудни пришли два других корпуса, встретив на дороге только незначительное сопротивление неприятеля. Я поехал к ним навстречу и нашел их в версте от моего лагеря. Я советовался с его величеством о том, где ему иметь пребывание. Затем мы поехали дальше и осмотрели места, где должны были расположиться лагерем армии, а также где можно бы легче всего и с наибольшей выгодой вывести траншеи и делать батареи. Его величество решил стоять вне обоих валов с корпусом Автомона (Головина. — Н.П.), чтобы быть в безопасности. Потом он мне поручил показать генералу Лефорту место его расположения.

Проводив последнего на левый фланг, где он на эту ночь должен был стоять между старыми валами контр- и циркулевалационной линий (линией, обеспечивавшей безопасность осаждающей армии. — Н.П.), я вернулся и узнал, что его величество спрашивал меня. И он поехал со мной к моей палатке, оттуда к наиболее вперед выдвинутым траншеям, которые были прикрыты валом. Это сооружение понравилось царю; он приказал доставить туда три мортиры и бросить в город три бомбы. О них говорили, что хорошо попали, хотя и недостаточно далеко отлетели, будучи все же пущены под углом в 45°…

По заходе солнца пришли ко мне его величество и главные начальники корпуса Головина с инженерами. Мы выехали, чтобы усмотреть место, где должен был быть сооружен вал контрвалационной линии, относительно которого не было согласия между инженерами. Даже после того, как его величество решил дело, главный инженер объявил, что он не возьмется начинать работу ночью из боязни, что ему не удастся вести линию прямо. Хотя я предложил свое содействие, однако это не помогло».

К сожалению, совету Гордона не вняли. Расплачиваться за это пришлось впоследствии солдатам и стрельцам. О дислокации русских войск под Азовом Гордон записал в «Отчете» под 5 июля: «Генерал (Гордон. — Н.П.) выехал за милю из лагеря встретить и указать другим генералам удобное место для лагеря. Но его совет принят не был — генерал Лефорт разбил лагерь на левом фланге между старой и новой стенами слишком далеко от соседней армии, а генерал Головин расположился позади обеих стен на еще большем удалении (правда, надо учесть, что его величество оставался в этой армии), тогда как генерал Гордон наметил гораздо более подходящие и не такие опасные позиции».

Вечером 6 июля на море появилось 20 галер, а 7 июля «с рассветом несколько судов отправилось из города к турецкому флоту. После полудня они возвратились тяжелогруженые, а христиане не были в состоянии им помешать из-за недостатка смелости и отсутствия единства в армии». Гордон, однако, не указал главную причину бездействия русской армии — отсутствие у нее флота.

В этот же день, 7 июля, около четырех часов дня турки прошли сквозь сады и совершили «ужасный налет на лагерь генерала Лефорта. Ворвавшись в него, они убили многих солдат, нескольких захватили, еще больше ранили и нанесли бы и худший урон, если бы 2 или 3 тысячи солдат генерала Гордона не поспешили на помощь через поле, отрезав турок от города. Те, увидев это, отошли в сады и увели пленных… Ночью в городе веселились и играли на разных инструментах. У турок были на то причины, ведь им привезли амуницию, провизию и жалованье, они побили сотни христиан».

Десятого июля турки повторили нападение, но на этот раз вынуждены были отступить, ничего не добившись. Австрийский дипломат Плейер, участвовавший в первом Азовском походе, доносил об этой вылазке: «Ночью подкрались турки из города на несколько сажен к лагерю Гордона. Им навстречу вышел в поле сам генерал Гордон со своим караулом, и так как после этого в обоих лагерях поднялась тревога, то турки повернулись обратно».

В этих трудных условиях Лефорту все же удалось построить две батареи, вооружив их двенадцатью большими тридцатишестифунтовыми пушками и двадцатью пятью мортирами. В течение восьми дней на город было брошено около шести тысяч бомб, которые почти полностью разрушили его. Обстрел города вели и батареи Гордона, состоявшие из восьми маленьких мортир и шестнадцати пушек.