Книга Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров

Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. Повторим ещё раз — мы не знаем, каким монархом мог стать Алексей Петрович и как бы изменилась история нашей страны, взойди он на престол. Мы можем лишь отметить развилку, когда семейная драма увела страну с одной дороги на другую.

И что же, спросит читатель, автор хочет навеки заклеймить первого императора России как злодея-сыноубийцу, лишить его титула «Великий» и замазать страницы, повествующие о его правлении, в истории чёрной краской?

Конечно, нет. Царь Пётр Алексеевич сделал для России столь много, что прозвище «Великий», полученное им от современников, осталось за ним в истории по праву. Память о Полтавской виктории и строительстве флота, о завершении сложного и долгого процесса создания армии нового типа, который предшественники Петра на троне вели, да так и не довели до конца, о государе, который «сам ружьём солдатским правил, сам и пушки заряжал», а когда надо было, не гнушался и самой простой работой ради Отечества, о строителе города, которому суждено было на два столетия стать столицей державы, из нашей истории никуда не денется.

Но, помня о величии дел Петра и масштабе его личности, не надо забывать и о его ошибках, которые порой были не менее велики, чем достижения. И история царевича Алексея — наглядное тому подтверждение. В ней проявились и основные пороки личности царя-преобразователя: стремление уйти от личной ответственности за решение «неудобных вопросов», податливость чужому влиянию и способность ради личного пожертвовать интересами государственными (для монархии династические интересы являются государственными). И главное, Пётр на добрых сто лет разрушил идеал царской семьи, его вольная в этом отношении жизнь стала образцом для всех монархов XVIII века. Лишь правнук Павел Петрович попытается это исправить.

И тут надо вспомнить евангельское: «Кто из нас без греха?..» Пётр Алексеевич стал Великим не потому, что был «идеальным государем», а потому, что, будучи человеком слабым, сумел заставить себя быть сильным, будучи от природы трусоватым, умел преодолевать свой страх и показывать в критические моменты примеры мужества; будучи необразованным, умел учиться всю жизнь при каждом удобном случае; будучи человеком, подверженным чуждым влияниям, умел это влияние преодолевать и объединять вокруг себя людей. История личности Петра — это история борьбы человека со своими слабостями и пороками, в которой были и победы, и поражения. Победам обязан он своему и своей державы величию, поражения ещё долго сказывались в нашей истории. Истинный Пётр куда интереснее Петра мифического, а его история куда поучительнее, чем красивый миф. И семейная драма первого императора — это действительно драма, а не представление по античным мотивам.

ОКЛЕВЕТАННЫЙ ИМПЕРАТОР

И «РЕВОЛЮЦИОНЕРКА» НА ТРОНЕ

Нет в истории императорской России фигуры столь незаслуженно оклеветанной в глазах современников и потомков, как император Пётр Фёдорович, более известный нам как Пётр III. Клеветать на государя начали ещё при его жизни — очень уж многим не понравилось вступление на престол законного монарха после тридцатилетнего «царства женщин», и не просто женщин, а правительниц, вознесённых на престол удалыми гвардейцами. Новый государь получил власть и по праву рождения, и по действовавшему тогда закону о престолонаследии и повёл себя совсем по-другому. Непривычно для многих. Разучились верхи русского общества выполнять долг верноподданных, считаться с монаршей волей.

После переворота, или, как его тогда называли, «революции», 1762 года, когда у власти оказалась и вовсе никаких прав на престол не имевшая неверная супруга государя, клевета и вовсе потекла широким потоком. Только ею и могли оправдаться те, кто лишил законного императора престола, а потом и жизни. Только создав образ человека не просто не пригодного для трона, но и опасного для страны в случае его пребывания у власти, можно было убедить всех и вся в необходимости злодеяния. И тут все средства были хороши. И главное, были предприняты шаги, чтобы скрыть правдивую информацию.

Одним из немногих, кто встретил этот вал клеветы со скепсисом и недоверием и попытался найти хоть крупицу правды, был сын убитого, цесаревич Павел Петрович. Хотя к моменту переворота ему было уже семь лет, мальчик мало видел отца. Сначала названная бабушка — императрица Елизавета — забрала его от родителей, потом вступивший на престол отец был слишком занят государственными делами, да и мать стремилась отвратить его от отца…

И всё же мальчик, а потом и юноша, Павел питал стойкий интерес и уважение к отцу. Что стояло за этим — детские отрывочные воспоминания о мгновениях отцовской ласки или стремление выразить своё негативное отношение к матери, бог весть. Но если бы Павел Петрович процарствовал дольше, то, возможно, в нашей историографии появился бы и другой взгляд на личность и деятельность Петра III, отличный от екатерининского.

Но Павел I сам стал жертвой заговора и последующей клеветы. А его любовь и интерес к отцу стали толковаться как признак его собственной неадекватности.

Для историков XIX века слишком уж высоко стояла на пьедестале «Семирамида Севера», чтобы пересмотреть устоявшуюся уже в сознании просвещённой части общества оценку её мужа.

Отдельные голоса, впрочем, раздавались и тогда. А.С. Пушкин в уже цитировавшемся на страницах этой книги стихотворении «Моя родословная» пишет о своём деде:

Мой дед, когда мятеж поднялся Средь петергофского двора, Как Миних, верен оставался Паденью третьего Петра. Попали в честь тогда Орловы. А дед мой в крепость, в карантин…

Как отмечает биограф поэта, «Пушкин предполагал, что его дед, как истинный представитель старинного дворянства, верного своему сюзерену, поддерживал императора Петра III, законным образом взошедшего на престол, против козней выскочки, незаконной императрицы Екатерины. Для него было важно подчеркнуть, что в отличие от недавних выскочек, не обременённых дворянской честью, верностью своему слову, родовым традициям, настоящие дворяне, слуги своего государя и Отечества, не изменяют присяге ради сиюминутных выгод».

Очевидно, что для поэта император Пётр III представлялся законным государем, достойным того, чтобы дворяне хранили ему верность. Государь как бы присоединён к продолжателям и хранителям истинных традиций русской чести и порядка, а Екатерина, напротив, представлена как узурпатор, окружённая такими же, как она, выскочками, «в князья прыгнувшими из хохлов».{10}