Книга Горчаков. Время и служение - Виктор Лопатников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 января они вновь собрались вместе и Горчаков сообщил о желании царя продолжить работу конференции, а также о его согласии по ряду вопросов, вызвавших споры на прошлом заседании. Горчаков зачитал составленный им документ, который не вызвал возражений у лорда Уэстморлэнда. Тогда Буркнэ «вскричал», что ему этот документ внушает серьезные опасения и он сомневается в полезности продолжать собрание. Однако Горчакову удалось направить разговор по конструктивному руслу, и, казалось, стороны начали приходить к некоему решению Горчаков было решил, что остается только исполнить еще несколько дипломатических формальностей, собраться снова, пригласив турецкого представителя, и подписать мир. Однако у Буркнэ были твердые инструкции не соглашаться на мир, пока не будет взят Севастополь. К тому же и царь не был готов принять все условия западных держав. Он считал, что перемирие невозможно, пока союзники не очистят Крым и не снимут с Севастополя осаду.
Между тем приближалось 1 января 1855 года, дата, после которой, не договорившись с Россией, Австрия обязана была вступить в войну. В этих обстоятельствах Горчаков испросил личной аудиенции у австрийского императора и был им принят в начале января 1855 года. Аудиенция длилась два часа, но и этот разговор ничего не дал.
Конференция все продолжала свою работу, хотя позиции сторон не сближались.
10 января 1855 года Сардиния присоединилась к союзникам и объявила России войну. Это была блестящая победа Луи Наполеона.
28 марта (9 апреля) началась усиленная бомбардировка Севастополя, продолжавшаяся почти без перерывов до 6 (18) апреля. Это был ответ всем, кто возлагал хоть малейшую надежду на венскую конференцию. Примерно в это же время Горчаков получил ноту от Нессельроде, в которой Россия отказывалась пойти на ограничение своего военно-морского присутствия на Черном море. Русский посол уведомил об этом Буоля, и 22 апреля 1855 года конференция прекратила свою работу.
Главный театр военных действий сосредоточился вокруг крепости Севастополь, которая героически оборонялась без малого год. Только после того, как было взято главное укрепление Малахов курган, крепость оставили защитники, предварительно потопив корабли русской эскадры, чтобы воспрепятствовать заходу в гавань кораблей противника. И хотя России сопутствовал успех на Кавказе: ей удалось взять хорошо укрепленную турецкую крепость Каре, войну она проиграла.
Внезапная смерть Николая I оставила его преемника, Александра II в некоторой растерянности: он даже поначалу заявил, что будет сохранять верность принципам Священного союза, о котором, кроме него, в Европе уже никто не вспоминал.
Переговоры о мире были возобновлены уже между канцлером Нессельроде, оставившим без внимания очередную инициативу Горчакова, имевшего возможность обсуждать эти вопросы с очень влиятельным в Париже графом Морни, и французским министром иностранных дел графом Валевским. Об этих тайных переговорах стало известно австрийскому двору, что привело к новому обострению российско-австрийских отношений и выдвижению России ультиматума уже из пяти пунктов. Пятый пункт имел расплывчатую формулировку: он давал возможность западным державам во время будущих мирных переговоров с Россией возбуждать новые вопросы и предъявлять новые претензии «в интересах прочности мира».
Александр II, обсудив предложенные условия, принял решение, которое Горчаков довел до сведения графа Буоля: Россия принимает четыре пункта, но пятый отвергает, а также не пойдет ни на какие территориальные уступки. В ответ Буоль заявил: если Россия не примет всех пяти пунктов, Австрия объявит ей войну.
Наконец в 1856 году, 30 марта, после тяжелейших переговоров, был подписан Парижский мирный договор, по которому России пришлось согласиться на нейтрализацию Черного моря и другие унизительные для нее условия, которые, кстати, выдвинула Австрия. Согласно договору, Россия, равно как и Турция, были признаны побежденными сторонами. России были возвращены Севастополь и Крым, Турции — Кавказ. Ни Россия, ни Турция не могли держать флот на Черном море. Были нейтрализованы также проливы, дельта Дуная перешла к турецкому вассалу Молдове, Россия получила Южную Бессарабию, все христианские подданные султана перешли под протекторат всех европейских держав.
У здравомыслящего политика и дипломата Горчакова не было, да и не могло быть шансов выиграть партию в этой проигрышной позиции. Исход противостояния решался на бастионах Севастополя. Во многих исследованиях, посвященных этому историческому периоду, явно ощущается нежелание понять обстоятельства, в которых находился тогда Горчаков. Наверное, его можно, как это делали некоторые не вполне объективные современники и исследователи, упрекнуть в избыточной патриотической риторике. Его депеши с места переговоров в Вене оценивались ими лишь как попытка вдохнуть уверенность в павшего духом самодержца, попутно заявив о себе как о последовательном и стойком радетеле интересов Отечества. Вне их внимания и тогда, и впоследствии оставались многие непреложные факты. Все годы своего служения Горчаков, так же как и его наставник граф Каподистрия, анализировал, собирал и суммировал свидетельства двойственной политики австрийского кабинета по отношению к России. Горчаков прогнозировал подобное развитие событий, неоднократно разоблачал политику Меттерниха в своих депешах в Петербург. Правда, которую он открывал, колола глаза. Ее отвергали с порога, поскольку она разрушала миф, в стойкости которого опытные российские политики все-таки сомневались. Предостережения, направленные Горчаковым в Петербург в 1837 году, в пору, когда он играл ведущую роль в работе посольства в Вене и глубже, чем кто-либо другой, знал ситуацию изнутри, вызвали озлобление и стали для российского посланника причиной неприятностей и опалы. Уже тогда в своем докладе Горчаков смело и уверенно делал вывод: в критический период, когда европейское равновесие будет нарушено, рассчитывать на Австрию как на союзницу не приходится. Даже нейтралитет этого государства, на его взгляд, был маловероятен. Суждения Горчакова в очень скором времени стали достоянием австрийского правительства, что имело тяжелые для Горчакова последствия.
Неприятности в личной жизни, случившиеся во второй половине тридцатых годов, и сам Горчаков, и его окружение склонны были связывать с его неудачным диалогом со всесильным Бенкендорфом. Вот как спустя много лет сам Горчаков, будучи уже глубоким стариком, излагал этот эпизод: «Как-то однажды в небольшой свите императора Николая Павловича приехал в Вену граф Александр Христофорович Бенкендорф.
За отсутствием посланника, я, исполнявший его должность в качестве старшего советника посольства, поспешил явиться, между прочим, и к графу Бенкендорфу.
После нескольких холодных фраз он, не приглашая меня сесть, сказал:
— Потрудитесь заказать хозяину отеля на сегодняшний день мне обед.
Я совершенно спокойно подошел к колокольчику и вызвал maître d'hotelя гостиницы.
— Что это значит? — сердито спросил граф Бенкендорф.
— Ничего более, граф, как то, что с заказом об обеде вы можете сами обратиться к maître d'hotelю гостиницы.