Книга Другая женщина - Светлана Розенфельд

Она зарылась лицом в подушку и заплакала…

Библиотека открылась в середине июля. В этот воскресный день улицы деревни Ключи были запружены народом, и все шли в одну сторону: в клуб, в библиотеку. Наблюдая это массовое движение, Ирина сначала обрадовалась возрождающейся тяге населения к культуре и возгордилась мощью и разнообразием новой сельской библиотеки. Однако постепенно в голове ее прояснилось, и склонное к метафорическому мышлению сознание мысленно нарисовало другую картину, свойственную не только деревне Ключи, но и миру в целом. Примерно, это можно было представить так.

Вот, скажем, привозят из парижского Лувра картину Леонардо да Винчи «Джоконда» и выставляют в Эрмитаже на месяц для всеобщего обозрения. Ну кто же не знает «Джоконду»? Ее видели в репродукциях в книгах, на открытках, даже в компьютерном изображении. Но всё это были копии, а здесь, сейчас, можно увидеть подлинник, рассмотреть в разных ракурсах, убедиться в таинственности ее взгляда. Можно обсудить цветовое решение и возраст девушки, пейзаж за ее спиной. Живая картина, как известно, рассказывает о себе много больше, чем копия. И вот у входа в музей выстраиваются очереди, а в них топчутся не только художники, не только знатоки и любители живописи, а люди разные, далекие от искусства, но жаждущие быть включенными в событие.

Если, двигаясь по метафоре, оказаться в деревне Ключи, станет понятным смысл массового устремления народных масс во вновь открывшееся помещение, ибо шли они вовсе не в библиотеку, а на выставку, главным экспонатом которой являлась библиотекарша из Петербурга, которая, конечно, уже не раз мелькала перед глазами жителей деревни, но не была еще рассмотрена, оценена и обсуждена в своем подлинном виде и с близкого расстояния. Поэтому перед столиком Ирины образовалась длинная очередь: все хотели записаться в библиотеку, а заодно приглядеться к библиотекарю, обмолвиться с ней парой слов. По ходу дела задавались кое-какие вопросы и о культурной столице, откуда она неизвестно по какой причине прибыла, и о семье, и о ее впечатлении от деревни, и конкретно о бабке Матрене. Вопросы звучали осторожно, как бы между строк, но формулировались конкретно, а ответы на них Ирина давала туманные, с улыбочками и пожиманием плеч, что, впрочем, не мешало интервьюерам делать свои определенные выводы. Заполняя формуляры вновь прибывшим, Ирина по старой своей привычке пыталась давать осторожные рекомендации по поводу книг, которые данному читателю неплохо было бы прочесть. Однако вскоре выяснилось, что советы не нужны, их выслушивали невнимательно, шли к книжным стеллажам, трогали пальцами корешки и уходили не отягощенные печатным грузом, но вполне удовлетворенные.

Столпотворение продолжалось несколько дней, потом наступила тишина. О, не та волшебная тишина библиотечного зала, когда двигаются медленно, разговаривают негромко и чуть слышно перелистывают страницы. Нет, нет, в данном случае тишина рождалась пустотой. Пустота – больная родительница, у нее плохой генетический код и редко получаются путные дети. Но Ирина пока не унывала, она верила в пользу воспитания и свои педагогические силы, она верила в скрытые возможности человечества в целом и каждого индивида в отдельности. Она надеялась.

Она сидела одна среди книг, ждала посетителей и читала. Уходя домой, она прихватывала с собой одну из современных книг, чтобы познакомиться с содержанием и увлекательно пересказать его возможному читателю, пробудить интерес к чтению. А потом появился Бригадир.

Вообще-то его звали Виктором, и был он симпатичным парнем, вернее, мужчиной, немного за тридцать, высокий, стройный и подтянутый. Никто не звал его по имени, только – Бригадир, хотя, по всей видимости, бригад в Сельскохозяйственном товариществе существовало несколько и бригадиры возглавляли каждую из них. Но называли так только Виктора. И в этом прозвище было всеобщее уважение – Бригадир с большой буквы. Тарас Семенович однажды в разговоре с Ириной вспомнил этого Виктора, и она поняла, что после самого Главы, он в деревне самый главный, потому что великий труженик, умница, к тому же образован, закончил сельхозтехникум в райцентре. Собственно говоря, функционирование Товарищества было обязано своей успешностью почти исключительно Виктору, разумеется, под руководством Тараса Семеновича. Даже при поверхностном знакомстве с жизнью деревни Ирина успела заметить почтительное отношение жителей к Бригадиру. В принципе, если бы упаковать его в шаровары и сапоги, надеть на затылок кепочку, выпустить на лоб кудрявый чуб, снабдить походкой вразвалочку и гармонью под мышкой, можно было бы получить первого парня на деревне. Но не было у Бригадира этих красноречивых атрибутов. Он ходил в джинсах, кроссовках и спортивной футболке, светлые, коротко стриженные волосы зачесывал на косой пробор, носил на безымянном пальце золотое обручальное кольцо и курил сигареты Winston. И походку имел начальническую: широкий шаг плюс легкое помахивание левой рукой. Улыбался редко, смотрел строго, но вполне дружелюбно.

Вот так он и вошел в библиотеку – широким шагом и со строгим лицом. Поздоровался кивком и сразу двинулся к стеллажам – командир, обходящий строй солдат. Потом приблизился к столику Ирины, сел на стул для посетителей и двумя пальцами вытянул из кармашка футболки сложенную вчетверо записку.

– Вот, посмотрите, пожалуйста, у вас есть такая книга?

Ирина прочитала: Мирон Д. К. Пока чего.

– Что это? – спросила она.

– Автор и название. Мирон – фамилия, вроде белорусская. Д. К. – инициалы. Ну типа Дмитрий Кузьмич. Дальше – название.

– Пока чего?

– Ну он так назвал. Я не виноват.

– Название надо ставить в кавычки, – машинально заметила Ирина, вчитываясь в текст.

– Какая разница? Так есть у вас эта книга?

– Не знаю, – раздумчиво произнесла Ирина. – Мирон? Не помню что-то такого автора.

– Как же это? Вы же образованная, из Питера, а не знаете. Должны знать.

– Может быть, это новый современный автор, и я еще до него не добралась.

– Да нет, кажется, не очень современный. Ну ладно, в городе спрошу, – он взял записку и хотел спрятать обратно в карман.

– Подождите-ка, – вдруг спохватилась Ирина. – Дайте мне еще раз посмотреть.

Она взглянула и расхохоталась. Она, кажется, никогда еще так не смеялась: безудержно, до сведения скул, до колик в желудке.

– Кто, – не в силах сдержать смех, прошептала она, – кто писал вам это? Вы сами под чью-то диктовку?

– Нет. Мне мужик один в городе записал. Почитай, говорит, там про любовь всякое такое… – он пошевелил пальцами, намекая на «всякое такое». – А у вас, оказывается, нету.

– Послушайте, – Ирина снова захлебнулась смехом, – это никакой не Мирон Дмитрий Кузьмич.

– Да насчет инициалов я примерно сказал.

– Это, это… нет, не могу, подождите, я попью… Так вот. Не Мирон Д. К., а «Декамерон» – название книги. А «Пока чего» – это как раз автор, не белорусский, а итальянский. Боккаччо, Джованни Боккаччо. В общем, нет у нас этого произведения, – и она опять засмеялась.