Книга Где ты, любовь моя? - Долорес Палья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему? Я говорила спокойно, как будто это было само собой разумеющимся. Без меня. Да нет никакого «без меня»! Даже если он станет священником в Австралии или на краю света. Нет никакого «без меня»!
- Карола, можно мне тоже ванну принять?
- Конечно. Она ничего не узнает. Слишком глуха.
- Ты уверена? А вдруг она увидит, как я выхожу?
- Да какая ей разница!
- Нет, я серьезно.
- И я тоже. О'кей. Я прослежу, когда ты надумаешь выходить.
- А-а-ах! Последний раз я в настоящей ванне в Колони мылся.
- Не надо говорить мне об этом.
- О, как я скучаю по ванной…
- Ты, наверное, там ешь.
- Кто первый?
- Вместе.
- Вместе в ванной?
- Двойной кекс, что рифмуется с…
- Карола!
- Я тебе спинку потру.
- А она не услышит?
- А ты собираешься орать?
- Подожди.
- Чего подождать?
- Пока вода вот до сих пор не нальется.
- Уф… Как скользко! Эй!
Группка у камина жарко спорила о Югославии.
- Но если в тюрьме только четники сидят…
- Господи, ради бога, меня от вас уже тошнит. Не все эти чертовы тюрьмы для четников…
- В социалистическом государстве каждый должен принести жертву. Чтобы можно было возвести систему на руинах империализма, феодализма и войны…
- Если бы неоимперский план Маршалла не…
- Теперь, когда Дьюи точно заберется в Белый дом на следующие четыре года, а призрак Рузвельта изгонят еще дальше…
- Вот увидишь, Тито на этом не остановится…
- Но Молотов в своей киевской речи заявил…
- Этим странам коммунизм как воздух нужен. Люди жаждут коммунизма…
- Как Чехословакия, к примеру…
- Может, и нет. Но Румыния, Венгрия, и Югославия в особенности, и Тито…
- Но вы только посмотрите на генерала Маркоса в Греции…
- Если бы вы видели Белград сегодня…
- Да забудьте вы о политических тюрьмах. Стране нужна чистка… кровопускание…
- А то как же! Или, по-твоему, в войну им мало крови пустили?
- А Михайлович10?
- Но так и должно быть. В такой ситуации мягкотелость - просто преступление. Если бы Испанская Республика в тридцать втором перерезала всех генералов, вместо того чтобы им пенсию платить…
- Но Михайлович раньше Тито начал с Германией сражаться…
- Ничего не раньше…
- Раньше, я тебе говорю…
Никто не замечал высокого темноволосого парня, который стоял у окна и слушал их с выражением безнадежности в глазах.
- А вот и наш Милош. Иди сюда, поболтаем немного. - Моник улыбнулась, протянула ему руку, и они отправились в относительно тихий уголок.
Я проследила за ними взглядом, заметила, что они смеются над чем-то, Милош говорит что-то скороговоркой и тоже хохочет; Моник откинулась назад, кивает, улыбается, в глазах - теплые искорки.
- Знаешь, - призналась я Клоду, - в каком-то смысле эта вечеринка мне просто ненавистна. Я не хочу, чтобы ты уезжал!
Облокотившись на пианино, мы слушали, как чернокожий американец играет «Голубую луну».
- Я вернусь на Рождество.
- А до этого? Ты же для меня как якорь…
- Жуть!
- Правда!
Он рассмеялся:
- Знаю, знаю. На самом деле все так странно. И Лондон… он таким забавным кажется. Только на деле все не так. Но что я могу поделать? Я и сам как перемещенное лицо. Мой акцент во французском так и не исчез, даже после двух лет тренировок… несмотря на место рождения, паспорт и тому подобное.
Несколько минут мы молча слушали парня за пианино.
- Карола, - сказал он через некоторое время. - Послушай. Если что-нибудь пойдет не так, все равно что, ты ведь дашь мне знать, правда? То есть… ну… то есть я сам не знаю, что имею в виду, но ты понимаешь… - И его кривая ухмылочка, казалось, осветила всю комнату.
- Понимаю.
- Берегись беспринципной Прецель, - закричал Филипп где-то у нас за спиной. А та уже тащила Милоша из укромного уголка, в котором он прятался с Моник, хотела потанцевать с ним.
Она обвилась вокруг него, как червяк вокруг флагштока, и водила рукой вверх-вниз по его спине. Он мягко посмеивался над ней, но она словно липучка к нему приклеилась.
- Свободу русским! - взревел Филипп и кинулся в бой, но Прецель повисла у Милоша на шее. Потребовалось немало усилий, чтобы оторвать эту каучуковую куклу Левого берега от парня.
- Не шуми, тогда она нас не услышит. Она уже спит давно.
- Но что мы будем завтра утром делать?
- Выспимся как следует.
- Но она наверняка меня увидит.
- Сделаем вид, что ты только что пришел. Кроме того, до утра всего час остался. Уже пять часов.
- Но она же выгонит тебя, если узнает, что я провел тут ночь.
- Прекрати молоть чепуху. Ш-ш-ш!
- Уф.
- Вот видишь, никаких проблем.
- Я слишком устал, даже раздеться нет сил. Эй! Ты что делаешь?
- Помогаю…
- Господи помилуй!
- Нет?
- Ну…
- Если ты и вправду устал…
- У?
- Если ты и вправду устал…
- Ш-ш-ш.
- Милош?
- У?
- Неужели люди и впрямь могут слишком устать?
- Клади свою голову вот сюда. И спи, мой ангел, спи…
- Он сказал «нет». Нет. Категорически. Без вопросов. Все семинаристы должны жить в общежитии. Исключений из правил не бывает.
- О!
Епископ, русский старик с поросячьими глазками, епископ Рытов. Милош пришел к нему второго октября, перед началом занятий, и попросил аудиенции.
Накануне вечером мы проговорили несколько часов в нашей комнате в «Отеле дю Миди».
- Я попытаюсь продолжить. Ты даже не представляешь, какое это будет разочарование для моих родителей, если я передумаю по причине, которую они не в состоянии принять…
- Ты хочешь сказать - по причине, которую ты сам не в состоянии принять, - прервала я его.