Книга Где ты, любовь моя? - Долорес Палья

Если я сижу здесь, на этой холодной террасе, пятнадцать лет спустя и смотрю сквозь себя на того мальчика, который бродил со мной по набережным каналов, мальчика, который взял меня за руку и перевел из мира детства в мир взрослых, в мир несправедливости и абсурда, в мир покорности судьбе, если я пришла сюда в поисках Милоша, то я пришла сюда и в поисках себя самой. Наконец-то я посмотрела правде в лицо. Того мальчика больше не существует, а образ, который я так долго и трепетно лелеяла в своей душе, растворился, превратился в призрак.

Когда Тор ушел и я покончила с миром, который знала, я начала не поиски, а похороны. Тор умер, Милош покинул меня, отказался от меня, исчез. Я похоронила их обоих в один день в темных сырых могилах. Но именно в момент похорон и начались мои поиски. Потом появился Гевин, а вместе с ним - новая, возрожденная жизнь. Я покорно приняла и его, и то, что он предлагал мне, я научилась покорности. Но в темном, никому не ведомом уголке моей души все еще жили те мальчик с девочкой, жили внутри меня.

Глава 17

«Если бы ты только знал, - писала я ему, - если бы ты только знал, как мне страшно. Я уже вижу тебя».

Дни медленно уходили прочь, пришло время встречи. Поезд прибывал в шесть вечера. Я села в метро на «Одеон» и смотрела, как проносятся мимо станции: «Сен-Мишель», «Шателе», «Этьен Марсель». Сколько их еще? Как будто никогда до этого в метро не ездила. Но вот и нужная станция. Я вышла на безобразную платформу, и сердце мое застучало в груди, как паровоз.

Вот и Милош. Он медленно шел ко мне, высокий, не слишком загорелый, и прежде чем мы успели сказать друг другу хоть слово, он улыбнулся - сначала одними глазами, потом его губ коснулся тот неподражаемый свет. И я все поняла, и все страхи мои рассеялись, как дым на ветру. Я глубоко вздохнула - впервые за несколько дней. Мы кинулись друг другу в объятия, и всю неуверенность как рукой сняло!

Жан поставил в нашу комнату цветы - огромные белые маргаритки. Кругом - ни пылинки, стекла в окне сияют чистотой.

- Потом, - махнул он нам рукой, - попозже выпьем и поболтаем о том о сем. Потом. - И он спровадил нас в нашу комнату.

Мы несмело поглядывали друг на друга в яркой, залитой светом комнате, то и дело отводя глаза в сторону.

- Я совсем забыла про твой акцент, - хихикнула я, - как раскатисто ты «р» произносишь.

- А я - про твой, - ответил он, помолчал, поглядел на меня через комнату. - Ты такая загорелая. Как ацтек. Ацтек с нежным взглядом.

Я обогнула мольберт и подошла к нему, глаза наши встретились.

Тихие объятия, без слов, без времени, его губы коснулись моих, мои плечи прижались к его груди, мои руки обвились вокруг его шеи, трогают его лицо, его волосы, высокие скулы. Робость прошла, его сильные руки вжимают меня в его плоть, такие молодые, такие уверенные.

«Я так люблю тебя, так люблю, до безумия».

Сентябрь. Прощальный вечер Клода. Господи, вот это вечеринка была! На все выходные растянулась. Занятия еще не начались, никто никуда не торопился. В воздухе все еще пахло каникулами.

Народ начал подтягиваться в квартиру на рю де Сен-Пер в пятницу вечером. Кто там был? Да все. Художники, поэты, кинематографисты из «Монтаны», приятели из «Роз Руж» и «Табу», джазисты с инструментами, несколько южноафриканцев с гитарами. Ребята нашего возраста, люди постарше, те, кого мы знали, о ком знали, о ком никогда и слыхом не слыхивали. Моник с Фредом приехали в Париж проводить Клода и привезли с собой друзей. Приятели Клода по консерватории, танцоры, актеры, сценаристы, просто красивые девчонки. Целая прорва красоток. Были ли вечеринки в те времена другими? Или люди были более открытыми, более глубокими, меньше заботились о внешнем виде? Или это только кажется, потому что мы были молоды, и война только что кончилась, и все словно заново родились? Может, и так. И все же девчонки в новомодных юбках и свитерах с высоким воротом, увешанные огромными бусами, казались моложе, невиннее, что ли. Все послевоенные годы пропитаны невинностью. Невинность диктовала желание как можно больше познать, увидеть, попробовать.

В пятницу днем мы с Клодом начали выносить мебель из гостиной, скатывать ковры, прятать все бьющееся, расставлять по квартире бесчисленные пепельницы.

За чашечкой чая Моник заметила как бы между прочим:

- Ты ведь приведешь своего славянина, правда? Я сгораю от любопытства. Мне хочется поглядеть, действительно ли он такой красавчик, как говорят, - улыбнулась она мне.

- Красавчик? В нем два метра росту, и при этом кожа да кости - недокормыш, одним словом. Если это ты называешь красотой, то я даже и не знаю. Вас, женщин, не поймешь, - вставил Клод.

- Ревнуешь? - осклабился Фред, тряхнув растрепанной шевелюрой.

- Черта с два, даже наоборот. Слава богу, снял с моей совести ответственность за ее целомудрие, правда-правда. Представляете, как мне было трудно? Приходилось все время думать о будущем Каролы, о ее девственности и либидо, и это в самом центре Сен-Жермен-де-Пре!

- Опять ты про мою невинность… - фыркнула я.

- Какой милый разговор! - хохотнула Моник.

- Что он собирается делать в этом году? - Фред отставил чашку и взялся за сигарету.

Я очень удивилась этому вопросу. Обычно Фред не замечал, что происходит вокруг него. Высокий рассеянный англичанин с изысканным чувством юмора, он всегда оставался спокойным и невозмутимым, что весьма положительно сказывалось на столь взбалмошном и суматошном семействе. Я никогда не замечала, чтобы он сильно обращал внимание на кого-то, кроме Моник.

- В этом году? Ну, наверное, то же самое, что и в прошлом. Я не знаю. Он всего несколько дней назад вернулся. У нас не было времени как следует поговорить, - ответила я.

Клод многозначительно усмехнулся.

- Да заткнись ты, наконец! Ты просто невыносим! - засмеялась я, покраснев.

- Он все еще не передумал становиться священником? - спросила Моник. - Как странно - священник. Да, я знаю, что православные священники совсем другие, но мне всегда хотелось, чтобы их называли служителями, или пасторами, или еще как… а так слишком уж церковью отдает.

- Да, очень странно, - согласилась я с ней.

- Само собой, милая, - продолжил Фред, - ты же не помышляешь о… о чем-то… э-э-э… определенном? То есть о браке и так далее…

- Нет. - Я уставилась на дно своей кружки.

- Черта с два нет! - взвыл Клод.

- Нет!!!

- Фигушки!

- Нет!!! Кроме того, мы никогда этот вопрос не поднимали. Неужели вы можете представить такую милую картинку: я подаю чай с пирожками эмигранткам на приходском собрании? И где? В Австралии? Нет. Если Милош станет священником… - Впервые эта идея вылезла на свет божий, выкристаллизовалась, оформилась в слова. - Если Милош станет священником, он станет им без меня.