Книга Прекрасная дикарка - Анна Ольховская

Откуда я это знаю? Да Ника потратила на ментальное общение со своей тусовкой не больше пяти минут, а значит, уговаривать никого не пришлось. Тем более что ребята относились к нам с огромной симпатией, особенно к Ежику.

Который всю дорогу до места сбора горланил свадебную песню Племени Воды. Согласна, репертуар у моего сына весьма своеобразный, но что делать, если другой музыки Ежик просто не слышит. Не петь же ему мамины колыбельные?

Петер? Пение никогда не было сильной стороной рыжего доктора, Ежик всегда смешно морщился и закрывал ладошками уши, когда дядя Петер пытался исполнить что-нибудь из репертуара своей любимой группы «Рамштайн».

Правда, припев одной из песен мальчику очень понравился, и он с удовольствием хрипел вместе с рыжим ласковое «Мутер!».

Но сейчас Ежик звонко выводил довольно красивую мелодию, легко справляясь с гортанным языком аборигенов.

Видимо, именно поэтому наше появление было встречено веселыми улыбками собравшихся. Я давно уже не вздрагивала при виде искаженных, порой мало похожих на человеческие лиц, привыкла. И теперь они казались мне вполне симпатичными, особенно большеглазая Лхара, та самая «амазонская» русалка. Да и Михар, ее будущий муж, тоже ничего парень. А вот интересно, их дети будут индиго? И если да, то с рождения?

Ага, а больше тебе ничего не интересно? При всей симпатии к этим ребятам мне меньше всего хотелось стать летописцем их жизни, я хочу домой!

И Ника, я знаю, хочет. Очень.

Хотя бы на мгновение увидеть, что там происходит, как там папа, и идет ли снег…

А что, сейчас начало октября, в Москве иногда случается первый мимолетный снег, по которому мы с дочкой тоже очень тосковали.

Один Ежик ни о ком и ни о чем не тосковал, он недовольно ерзал у меня на коленях, возмущенно бурча:

– Ну мамичка, ну я же не маленький, пусти!

– Сиди тихо, ты обещал, – шепнула я прямо в маленькое недовольное ухо.

– Но я не хочу на коленках, я рядом буду! Пусти!

– Еж, замри и чтобы я тебя не слышала, – отрывисто проговорила Ника, выходя на середину небольшой каменной террасы. – Ни звука сейчас, понял?

– Ладно, – просопел малыш, угрюмо ссутулившись.

Я устроила его поудобнее и, прислонившись спиной к нагретому солнцем боку горы, попыталась угомонить разбушевавшееся сердце. И чего ты бесишься, пламенный моторчик, чего колотишь кулачками в грудную клетку? Мы все равно его не увидим, дай бог, чтобы Ника хотя бы дотянулась до отца краешком сознания! Расслабься, стучи спокойно.

Но оно, сердце, меня не слушало. А может, и не слышало, оглушенное собственным грохотом.

Ежик забыл, что он взрослый и очень самостоятельный мужчина, и, прижавшись ко мне, завороженно следил за происходящим.

Вот Ника, скрестив ноги, опускается на гладкую, словно отполированную поверхность террасы, остальные индиго сели вокруг нее в круг. Они взялись за руки, закрыли глаза и…

Их больше не было сейчас на террасе. Тела были, но и только. Пустые, какие-то безжизненные оболочки. А Ника – Ника словно окаменела. Запрокинутое личико казалось выточенным из белого мрамора, под глазами залегли голубоватые тени, казалось, что она даже не дышит.

Воздух на террасе стал плотным, он словно дрожал от пульсирующей вокруг энергии, с трудом втекая в легкие.

Напряжение нарастало, казалось, что мы попали в самый эпицентр грозы, и сейчас небо расколет молния, и вдруг…

Ника вздрогнула и что-то неразборчиво прошептала, радостная улыбка бабочкой присела на губы девочки, но лишь на мгновение. В следующую секунду лицо дочери исказили тревога и страх.

А потом все кончилось.

Индиго отпустили руки друг друга и, тяжело дыша, открыли глаза.

Гроза ушла, не взорвавшись, и в обессиленной тишине прозвучал звонкий голос Ежика:

– Мамичка, а кто был этот дядя? Он так странно посмотрел на нас, у меня словно мураши по спине побежали! Щекотно так!

– К-какой дядя? – проклекотала я, возвращая обосновавшееся в горле сердце на место. – Где?

– Ну там, – исцарапанный пальчик указал куда-то вверх. – Там сейчас появился дядя, такой же, как мы.

– Это не дядя, Ежик, – прошептала Ника. – Это наш папа.

– Папа? – бровки малыша выстроились в изумленный домик. – Папа?! Мой папа?

– Наш папа.

– А он… Он разве есть? Мамичка, – на меня в упор посмотрели налившиеся слезами карие глазищи, – он на самом деле есть? Он не умер?

– Да с чего ты взял, лапыш, что папа умер? – я ласково обняла задрожавшее вдруг тельце сына.

– Мне все говорили, и Тумиси, и остальные! Они говорили, что мой папа был один из плохих богов, и его тоже убила Старейшая. А вы с Никой меня просто обманывали, потому что я маленький! А он! А он! Он есть! – Ежик, захлебываясь слезами, кричал все громче. – И он… Он так смотрел на нас! И… и…

Мальчик вдруг вывернулся из моих рук, подбежал к Михару и, подняв на него заплаканные глаза, жалобно прошептал:

– Я к папе хочу.

Парень смущенно отвернулся. Он не знал русского языка, но все понял и так.

– Нельзя, – на ломаном немецком тихо проговорил он.

– Но почему? – перешел на немецкий Ежик. – Почему? Ника! Ты почему молчишь? Скажи ему! Папа ждет нас, я знаю! Ему плохо!

– Ты тоже это почувствовал? – как-то бесцветно прошелестела девочка.

Она так и осталась сидеть, словно брошенная наигравшейся хозяйкой кукла. А в глазах… Господи, откуда столько боли и безнадежности?!

– Ника, – я упала перед дочкой на колени и прижала к груди вялое, безучастное тело моего выросшего, но все равно маленького ребенка, – солнышко мое родное, что произошло? Что ты увидела такое?

– Папу, – майка на груди, там, куда прижалось личико Ники, мгновенно намокла.

– Я поняла это, Ежик тоже его видел. Но что с папой не так?

– Все не так.

– Что именно?

– Мам, я не знаю, слишком мало времени было. У нас в первый раз получилось дотянуться так далеко, и связь быстро оборвалась. Но там… Мама, вокруг него все черное!

– Как это?

– Я не знаю, не знаю! Папа в опасности, там все черное!

– Мы почувствовали это, все, – глухо проговорил Михар. – Рядом с отцом Ники находится человек из ночи. Это зло. И оно уже почти победило.

– И я ничего не могу изменить! – голос Ники звучал все тише. – Ничего…

– Не говори так! – рядом с нами присела на корточки Лхара и погладила подругу по спутанным волосам. – Маленькая Сестра, все можно изменить, если очень захотеть, поверь мне. Мы поможем тебе победить зло, как ты когда-то помогла нам.