Книга Когда мы остаемся одни - Тамара Михеева

– Просто потрясающее место! – закричал с обрыва Глеб. – Такой простор! Ого, а ты-то какой живописный! – он направил объектив на Тараса. – Вы с этим можжевельником чем-то даже похожи.

– Возрастом?

– А что? Ему сколько?

– Лет двести, наверное…

– Ну нет, не возрастом, но он такой же, понимаешь, весь одинокий, гордый и независимый, стоит особняком, но творит пейзаж…

«Всё, понесло», – подумал Тарас и отключился от Глебовой трескотни, стал смотреть на море.

Учебный год подходил к концу. Янка взялась за учёбу. Всё-таки не хотелось съезжать ниже плинтуса. За украинский диктант и алгебру она не очень переживала, справится даже с украинским, спишет у Даши в крайнем случае, а вот украинскую историю устно… Можно, конечно, шпоры в телефон забить, но она всё время путается. История здесь совсем не такая, с другими акцентами. И надо было постоянно читать дополнительно. Покупать книги ездили в Феодосию, и каждый раз Янка заходила к маме на работу, хотя её магазин терпеть не могла.

Это был тёмный, тесный павильончик, там всегда пахло лежалым арахисом и чем-то ещё, противно-сладким. «Как можно целый день тут сидеть? – недоумевала Янка каждый раз, будто у мамы был выбор. – С восьми до восьми! Я бы рехнулась! Ещё эта толстуха!» Толстуху звали тётя Ира, она была маминой сменщицей, но любила приходить в магазин и во время маминой смены, так, поболтать. Толстая тётка с кудрявыми рыжими волосами, обветренным лицом, хриплым голосом. Она всё время приставала к Янке с идиотскими вопросами: есть у неё мальчик? Целовалась она? А сколько раз? Взасос или просто? А может, она совсем большая уже, а? И противно подмигивала при этом. А потом хохотала, когда Янка отшучивалась, дерзила или «включала мороз» как тут говорили, то есть игнорировала полностью. Тётя Ира всё равно хохотала.

– Как ты с ней работаешь? – пытала она маму и удивлялась ещё больше, когда та с деланным равнодушием говорила:

– Да нормальная женщина, обычная… Ты как-то предвзято к людям относишься.

Янка и представить не могла, что эта рыжая толстуха стала её маме утешительницей, советчицей и единственной здесь подругой. Рыжая Ира была замужем два раза и имела третьего сожителя. Услышав незамысловатую Татьянину историю, она проявила чисто женскую солидарность, утешила её и рассказала ворох разных подобных историй, закончившихся так или иначе. Татьяна слушала их с отчаяньем смертельно больного.

– А вообще, дура ты, – сказала ей как-то Ира. – За любовь надо бороться.

– Как бороться, Ир, если другая?

– Ну и что? Не стенка – подвинется. Ты в себя не веришь, вот в чём дело. А был бы у меня такой мужик, как ты про него рассказываешь, я бы за него голову отгрызла.

Татьяна только вздыхала. Бороться за любовь… Даже звучит странно. Любовь ведь не квадратные метры, не должность, не золотая медаль. Янке легко было соврать, что больше не любит, любит, конечно, но вот бороться… Не умеет она, не знает, как. Зато Ира знала. Она разработала целый план и вливала его в Татьяну большими порциями.

– Чего это ты по телефону-то с ним не разговариваешь? Очень даже зря! У него за шестнадцать лет на твой голос уже инстинкт выработался, как у собачки Павлова. И дети общие. Вот про детей и говори и не скрывай, что денег не хватает, пусть помогает. Мужики, они, знаешь, все бизнесмены, им трудно отказаться от того проекта, в который они много денег вбухали.

– Ну, я же вот ответила на Новый год… Всё-таки он такие подарки сделал…

– Вот-вот! И почаще пусть делает! И ты почаще с ним разговаривай, чтобы общие интересы оставались. И вообще, не понимаю я тебя: сорвалась, уехала, квартиру бросила… Хоть бы уж продали тогда, что ли. На эти деньги здесь нормальную квартиру можно купить, хоть от родителей бы не зависела.

Мысль о брошенной квартире мучила Татьяну больше всего. Всё настойчивее мучила. Будто четырёхкомнатная квартира, купленная и обставленная с такой любовью, когда всё в её жизни было ещё хорошо, звала её через тысячи километров. А Ира гнула свою линию чётко: и про квартиру, и про красавицу Янку, и про Ростика…

– А Ростик, сама говоришь, от рук отбился. Конечно, без отца-то… Вообще, Танька, тебе бы мужика найти…

Нет, Татьяна даже думать об этом не хотела. Она чувствовала себя старой и изломанной. Но Ирины слова, как монотонные капли, падали на макушку, и голова болела от мыслей. И когда Андрей позвонил в следующий раз, она взяла трубку и нашла в себе силы поговорить с ним спокойно и даже весело.

Янка, Таль и Даша занимались вместе у Даши, у неё была отдельная комната и безлимитный Интернет. Даша проявила просто чудеса красноречия: заставила учиться Таля.

– Ты сейчас экзамены не сдашь, даже в техникум поступить не сможешь, и что делать тогда будешь? Так и болтаться всю жизнь?

– Тебе-то чего моя жизнь? Ты что, за меня замуж собралась? – хмыкнул однажды Таль в ответ на её нотацию.

– Дурак! – огрела его учебником по голове Даша, а сама покраснела до слёз. И Янке почему-то так тоскливо стало. Конечно, собралась, давно пора было понять… «Тебе-то что? – удивилась сама себе Янка. – Это же Таль!».

Это был Таль. И Янка не могла сформулировать, что ей до него. Она только стала замечать, что когда приходит к Конопко, то больше расстраивается, если не застаёт дома Таля, а не Глеба. С Глебом они вообще теперь почти не виделись. Спрашивать про него у Таля или Анюты не хотелось. Как-то спросила у тёти Нияры, та не сказала ничего нового:

– Да хороший жилец, тихий, всё ездит куда-то, всё с фотоаппаратом своим.

У Янки, вроде, и тюкнуло привычно сердце, но как-то уж слишком быстро отпустило.

А однажды они прозанимались у Даши до темноты, и Таль пошёл Янку провожать. Они шли по набережной и молчали. Как-то не хотелось говорить. А когда проходили мимо «Чайханы», которая уже открылась к лету, Янка увидела, что оттуда выходит Глеб с какой-то девушкой. Что он её обнимает и целует на ходу. Она смеётся и отталкивает его, но не всерьёз. Это сразу видно. Когда не всерьёз. И они. Спустились. По лестнице. На пляж. Они там. Сядут. На песок. И будут целоваться. И всё потом тоже будет. Потому что девушка взрослая. И красивая. И Янка узнала её. Это была Леся из Тарасовой компании с Нового года. Урочище Хапхал. Уррррррочище. Хапхал.

– Пойдём? – осторожно тронул её за локоть Таль.

Они пошли. Лицо горело. Таль посмотрел на неё и сказал:

– Янка, ну хочешь, я его завтра выгоню? Пусть перебирается жить к этой своей…

– Она не «эта». Это Леся. Мы вместе были в походе.

Таль не ответил. Янка усмехнулась:

– Зачем выгонять хорошего постояльца? Да и за что? За то, что он с девушками целуется?

Янка развернулась к Талю. Они были одного роста – глаза в глаза. У него они стали испуганные, застывшие. А потом она быстро поцеловала его в губы. И пошла рядом как ни в чём не бывало. Сердце медленно и гулко билось где-то в коленках. Было хорошо. Море шумело. И ветер. Таль взял её за руку. Но так ничего и не сказал. Около калитки он потянулся к ней за поцелуем, но она увернулась и ушла.