Книга Операция "Юродивый" - Сергей Бортников

А вот Катя восприняла изменение погоды с тревогой: как бы не развезло дороги! Через месяц ей рожать, а из этой дыры в распутицу никак не выбраться.

Впрочем, грядущей сентябрь был ознаменован не только слякотью.

Четырнадцатого числа Ванечке исполнится пять лет.

А дальше – через два дня – день рождения самой Екатерины Андреевны, еще через четыре – Глеба Васильевича Парфёнова. И хотя в документах Савченко стоят совсем другое число и месяц – праздновать всё равно придётся!

Именно в это время Вялов решил осуществить свою давнюю задумку: познакомить Вальдемара с Юродивым. Дядя дал добро на акцию и, как всегда, помог с автомобилем, теперь в нём ехали в Весьегонск Дроздовы, Нина с Ильёй (Володя остался дома – работу в субботу никто не отменял!) и Крюгер.

Все они везли Ванечке подарки, совершенно не подозревая о том, что воспитанник детдома не знает точной даты своего рождения. Что ж, четырнадцатого – значит, четырнадцатого, ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт немой мальчуган не сможет.

* * *

Накануне Савченко с Вяловым сходили на рыбалку. И Пашке впервые удалось перещеголять своего учителя. Добытого им судака взвесили в магазине потребкооперации, он потянул на все 12 килограммов! Дед (с недавних пор Павел, чтобы не проколоться, его иначе не называл) пообещал приготовить на именины «внука» очередное знатное блюдо: пельмени. Мол, судак единственная в наших водоёмах рыба, у которой нет поперечных костей, поэтому его мясо идеально подходит для приготовления фарша.

Сказано – сделано.

Из головы, хвоста и хребта рыбы Игорь Семенович сварил уху. Филе пропустил через мясорубку вперемешку с салом, и начал заворачивать фарш в тесто, которое замесил еще с вечера. За этим занятием и застала его Софья Григорьевна.

– Что это вы делаете, Глеб Васильевич?

– Не видите – пельмени леплю.

– Из какого мяса?

– Угадайте с трёх раз.

– По виду не понять. Для говядины оно светловато… Птица? Нет… Свинина? Откуда ей взяться в наших краях? Или вы успели обзавестись хрюшей?

– Не гадайте напрасно. Попробуете – скажете.

– У меня уже слюнки текут.

– Потерпите чуть-чуть… Сейчас вскипячу воду – и через пять минут всё будет готово.

Крюгера, в отличие от немолодой преподавательницы, кухня вовсе не интересовала. Он рыскал по просторному крестьянскому подворью, надеясь вынюхать хоть что-то, могущее подтвердить опасения его шефа – доктора Левина: обыскал сарай, отогнул край свежего стога соломы и заглянул в середину, даже в деревянном туалете побывал. Нигде ничего подозрительного. Ни оружия, ни притаившихся за кустами чекистов! Неужели Вялов выполняет задание по охране Юродивого один? Вокруг такого уникума, по идее, должна крутиться целая рота солдат! А их нет! И на место расстрелянного Горшкова никого не прислали… Чёрт побери, либо эти русские – полные профаны, совершенно не понимающие, какое сокровище у них в руках, либо с этим провидцем не всё чисто, как и подозревал оберштурмбаннфюрер…

Вялов уже усадил «именинника» во главе стола и принялся собирать в кучу разбежавшихся гостей; не забыл пригласить и единственного соседа – Бабикова. Его личность сразу вызвала у Вальдемара нездоровый интерес: вот она, вездесущая рука НКВД, но добродушный, инфантильный сельский парень быстро развеял его сомнения. Такого олуха не рискнет использовать ни одна спецслужба мира.

Чтобы убедиться в «умственной отсталости» своего соседа по столу, Крюгеру хватило пяти минут и нескольких «каверзных» вопросов, на которые Пётр не смог найти ответа. С той минуты Вальдемар окончательно успокоился и решил для себя, что Вялов бдит Юродивого один только потому, что в его руководстве собрались сплошные безбожники-атеисты, не принимающие всерьёз всяких там пророков и ведьм, то есть принял версию самого старшего лейтенанта госбезопасности, высказанную во время одной из предыдущих встреч.

Такие выводы упрощали его задачу, поэтому сомневаться в их правдивости Крюгеру не хотелось.

А надо бы!

* * *

Гости уплетали пельмени за обе щеки, запивая их горячей юшкой. Причем чужеземец старался не отставать от русских сотрапезников, безосновательно считавших древнее китайское блюдо своим национальным продуктом.

– Ну, признавайтесь, чудо-повар, с каким мясом вы их готовили? – вернулась к «наболевшему» Софья Григорьевна.

– С рыбным! Утром Паша поймал судака. На пятнадцать кагэ! – приврал Савченко. – Кто любит голову? Сейчас достану из казана, увидите, какой красавец был!

– Слышь, Вялов! – округлил глаза Крюгер. – Ты же обещал взять меня с собой на рыбалку…

– Заночуй – устроим!

– А что? Завтра – воскресенье. И преподавательский состав, мне кажется, возражать не будет! – он обвёл лукавым взглядом членов семейства Дроздовых, не забыв и Катю, в новом учебном году еще ни разу не появлявшуюся в училище.

– Значит, остаёмся все, – высказал общее мнение профессор. – Шофёра я беру на себя!

* * *

За весь вечер Крюгер не услышал от пацана ни слова, и его опять начали одолевать сомнения.

«Мальчишка как мальчишка. Вроде не дурак, но и на какого-то особенного ребёнка не похож… Опять же – молчит всё время, хотя в таком возрасте дети обычно не умолкают, всё их интересует, всё трогает! Выходит, прав Паша, и Юродивый говорит только тогда, когда ему вздумается?»

Все соседние дома были свободны, исключая временную обитель Бабикова, превращенную им в радиомастерскую. Именно это обстоятельство удержало Павла от первоначально запланированного шага – подселения на ночлег Крюгера. Нечего разубеждать немца в сложившемся мнении о Петре, как о полном недоумке!

Родителям Кати постелили на сеновале – те сами захотели «вспомнить молодость», сестра с ребёнком остались с Вяловыми, а Крюгера отрядили к дяде Васе, приехавшему проведать престарелых родителей, которые жили, как оказалось, всего в двух километрах от Парфёновых. Общение с болтливым водителем должно было укрепить веру Вальдемара в «русское чудо»!

Так и случилось.

По просьбе немца шофёр раз пять пересказывал знаменитый эпизод, свидетелем которого он стал.

– Значить так… Машина барахлила, и я остался во дворе. А он – начальник мой покойный – бегом подался в избу… «А ну, скажи, Юродивый, какая судьба меня ждет?» Тот достал палку из-за печи, навёл её на Гуминского – такая у него была фамилия – и говорит: «Пиф-паф!»… Викторович, как это услыхал, расстегнул кобуру – и стал размахивать маузером; именным оружием его ещё в Гражданскую наградили. Матерился так, что было слышно в Твери! «Трепещи, мать-перемать, сатанинское отродье! Всех, мля, постреляю!» А Ванечка спокойно ему отвечает: «Ни хрена у тебя не выйдет… Я умру в один день с товарищем Сталиным»… Гуминский с перепугу чуть не обосрался… А может, и наложил в штаны, чёй-то его галифе в ширину сильно распёрло… Разило – за версту, но я виду не подавал, дабы не попасть под горячую, так сказать, руку!