Книга Замок воина. Древняя вотчина русских богов - Валерий Воронин

И чуть ниже приписка:

«Инженер Иосиф Савинков спускался для контроля. Штреки забоя обрушены, глухо забиты землёй. Прошу вашего разрешения приостановить работы на данном участке навсегда. Место дьявольски непростое.

Предчувствую новые жертвы в виду непознанности данного явления. Вижу смысл происходящего в древнем значении сего места. Его сугубо негативном влиянии на окружающую действительность. Из чего делаю вывод моей нижайшей просьбы закрыть проект».

Ниже стояла подпись, весьма неразборчивая, но начальная «К» указывала, что весь текст мог принадлежать архитектору Краснову. Впрочем, он не единственный, у кого фамилия начиналась на эту букву. Дело не в этом. Почему данная докладная записка не была отправлена по назначению? Или это черновой вариант, оставленный на всякий случай? Впрочем, отвечать на эти вопросы было некому.

Главное, текст был для меня ясен. Фамилию «Савинков» я уже слышал от деда Василия, а то, что там имелись подземные ходы, я и сам отлично знал. Сомнение вызывало лишь сообщение о странном предмете, обнаруженном в толще гор. Как можно в земле точнёхонько выйти на него? Наверняка здесь без Шариде не обошлось…

Обращает на себя внимание явная осторожность, если не сказать опасение автора записки относительно странностей, связанных с наличием чего-то непознанного, потустороннего. В прошлом году и мы с Вовкой столкнулись с его проявлением. Тогда такой страшный металлический скрежет послышался в подземельях, что мы как пробки вылетели оттуда.

И вдруг до меня дошло. Какие же мы беспечные! Так легкомысленно полезли под землю. Нас вполне могло завалить. Судя по всему, там действительно, живёт невидимая, непонятная сущность… Как здесь написано: «…Место дьявольски непростое…».

Тогда мне вдруг вспомнился эпизод из собственной жизни. В мой день рождения отец решил преподнести своеобразный подарок. Он взял меня с собой на рыбалку. Тогда мне было немногим более десяти лет, и само слово «рыбалка» вызывало во мне восторг. В это время мы отдыхали на море в небольшом курортном посёлке, где была неплохая лодочная станция.

Отплыв от берега на достаточное расстояние, мы вдруг заметили, что волна стала круче, хотя синоптики на этот день обещали штиль. Вскоре поднялся довольно сильный ветер. В тот момент я по малости лет угрозы своей жизни не почувствовал. Было лишь интересно наблюдать, как лодка то поднималась на волнах, то опускалась вниз. Лишь когда отец заставил меня напялить спасательный жилет, я стал понимать, в каком положении мы оказались.

Рядом вздымались на волнах лодки других рыбаков. И вдруг одна из них черпнула бортом воду, а в следующее мгновение… Я не верил собственным глазам – опрокинулась! Люди как сумасшедшие закричали и стали судорожно цепляться за её выступающий из воды киль. Хорошо, что она оказалась деревянной и не пошла ко дну – это спасло рыбакам жизнь.

Вскоре со спасательной станции приплыл небольшой катер, который вызволил горе-рыбаков из морской беды.

Остальные лодки должны были добираться до берега самостоятельно. Мой отец молча грёб, стараясь не подставить борт набегающей волне. Было видно, как ему тяжело, но в данной ситуации нам никто не мог помочь.

Я всё время смотрел на берег, но из-за волн, которые то возносили нас на гребень, то роняли в бездну, всё никак не мог понять: приближаемся ли мы или удаляемся, а быть может, стоим на месте.

Борьба с морем продолжалась час, а может, и два. Не знаю. На часы никто не смотрел. Лишь когда нос лодки коснулся спасительного деревянного причала, я смог спокойно вздохнуть. И тогда только я увидел ладони отца. Они все были в крови.

Почему вспомнился именно сейчас этот крошечный эпизод из моей собственной жизни? Да потому, что у меня появилось ощущение, будто бы я сейчас нахожусь в лодке и не могу понять, приближаюсь ли я к берегу или удаляюсь от него. Берег – это и есть разгадка тайн юсуповского охотничьего замка. Чем больше у меня накапливалось фактов, тем более сложным становилось осознание значимости этого места. Какова роль самих владельцев в выборе места под усадьбу? Как проявилось влияние глубокой древности на людей, живших тогда?

Я листал тетрадь, и меня, как на волнах, то поднимало вверх догадкой, то стремительно сбрасывало вниз разочарованием. И казалось, сколько ни греби, до берега никогда не доберёшься, слишком он далёк и недоступен.

Странная тетрадь оказалась в моих руках. Некоторые листы в ней были вырваны. Зато в других местах явно просматривались вклейки или вложенные бумажные странички. Как будто кто-то специально одну информацию изымал, а другую – добавлял. Я не мог понять, чья же всё-таки это была тетрадь. Больше всего склонялся к авторству управляющего Грекова. Но мне крайне сложно было определиться со значимостью этого человека. Дед Василий рассказывал о нём крайне скудно.

Кое-где были рисунки. Очень простые, я бы сказал, примитивные. Чувствовалось, тот, кто их делал, весьма неумелый художник. Они выполнены на скорую руку, быстро-быстро… Может быть, тот, кто их делал, боялся быть уличенным в этом. Не исключено, что «сверху» поступило распоряжение, запрещающее фиксировать на бумаге обнаруженное в земле? Таким именно образом соблюдалась конспирация, исключающая отток ценной информации. А почему и нет?

Я помногу раз возвращался к прочитанным текстам и подолгу изучал каждый рисунок. Старался припомнить всё, что видел в подземельях юсуповского замка. Увеличил, насколько позволяла бумага, фотографии технических чертежей, сделанные год назад. Вспоминал беседы с дедом Василием…

Но пока совершенно не понимал, приближаюсь я к спасительному берегу или по-прежнему болтаюсь в штормящем море бесконечно далеко от него?

8

В Крым в следующий раз я приехал на зимние каникулы. Как всегда, остановился у своей престарелой родственницы в Севастополе. Но здесь я надолго не задержался. Все мои помыслы были связаны со Счастливым. Туда я отправился уже на следующий день, благо из Севастополя в это село существовал прямой автобусный маршрут.

Дел Василий, когда меня увидел, воскликнул: «О! Ильюша приехал».

– Не Ильюша, – поправил я старика, – Кириллом меня зовут.

Старик ничего не ответил, очевидно, пытаясь совместить в голове Ильюшу и Кирюшу как одно целое. А затем сказал:

– Вишь, сколько снега навалило!

Я согласился. Снег в горах всегда вызывал в моей душе восторженное состояние. А в таком экзотически красивом месте…

Мы вошли в дом, точнее – на веранду, где было достаточно прохладно. Окна покрылись морозной резьбой, создавая иллюзию ледяного дома. Я поставил на такой же ледяной стол свой студенческий дипломат, который, впрочем, здесь смотрелся явно чужеродно, и переступил порог, ведущий в жарко натопленную комнату.

– Располагайся, – предложил дед Василий.

Пока я усаживался, он стал рассказывать о своём житье-бытье, жалуясь на снег, больные ноги и бессонницу. Мне стоило большого труда перевести нашу беседу в нужное для меня русло.