Книга Наслаждение - Флориан Зеллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя?
– Да, потому что Полин надо уйти…
– Хорошо. Ладно. Я, правда, заказал столик в…
– Да, я знаю. Мне очень жаль. Но Полин только что мне устроила сцену… Согласен остаться? У меня есть паста!
– Супер.
Немного позже Пьер возвращается к этой теме.
– У вас не все хорошо?
– Почему?
– Нет, это я тебе задал вопрос.
– Все нормально.
– Потому что я заметил: большинство людей, которые заводят ребенка, расходятся примерно через год после его рождения…
– Ты это для того, чтобы как-то поддержать меня?
– Нет, нет, я тебе серьезно говорю. Ты разве сам не замечал? Мне вот кажется, что это сплошь да рядом. Не знаю, от чего это зависит, но у вот меня… Подожди, сколько? По меньшей мере, трое друзей в такой ситуации…
– Которые разошлись после рождения ребенка, ты хочешь сказать?
– Да. Это меня поражает. А тебя нет? Мне кажется, раньше появление ребенка, наоборот, укрепляло отношения между родителями… Нет?
– Я не знаю. Мои родители развелись, когда мне было пятнадцать лет. Твои тоже…
– Это верно. Но я что хочу сказать… У меня ощущение, что, несмотря на сложности в отношениях, которые так или иначе в жизни возникают, ребенок был сильным связующим звеном между людьми. А вот теперь я задаюсь вопросом, не происходит ли наоборот…
– То есть?
– Я начинаю думать, не становится ли сейчас рождение ребенка причиной немедленного распада пары…
– Мы просто поспорили, Пьер. Мы еще не разошлись…
– Да я не о вас говорю. Я просто хочу сказать, что… В конце концов, не является ли это главным социологическим фактором. Если да, то, значит, первый раз за свою историю люди теряют навык иметь детей…
Вечером Николя снова думает о том, что ему сказал Пьер. Если посмотреть вокруг, то и правда можно насчитать множество пар, включая и его друзей, которые разошлись после рождения ребенка. Что из этого следует?
Неужели мы стали так эгоистичны, что не можем вынести всего, что связано с этим?
Неужели мы полностью утратили представление о жертвенности?
Уничтожила ли нас тирания наслаждения?
Все эти вопросы вертятся у него в голове, пока он ждет возвращения Полин. Он смотрит на часы. В самом деле, где же она? И почему возвращается так поздно?
Новая работа Николя заключается в том, чтобы находить возможные места для съемок. В тот день он поехал в Гавр, потому что обнаружил там кафе, похожее на то, что искал режиссер, но его надо было сначала показать художнику-постановщику и его команде. Если поначалу ему и казалось немного унизительным то, что он занимается поиском сцен площадок не для своего фильма, а для чужого, то потом он понемногу привык к этой работе. Она занимала очень много времени, но зато давала ощущение, что он – «ответственный отец и глава молодой семьи». Николя поднимался рано утром, работал до изнеможения и усталый возвращался вечером домой: не правда ли, почти то, что от него и ждали?
Когда он вечером возвращается в свой номер в гостинице, то первым делом открывает окно, чтобы насладиться видом морского порта. Он снова думает о Мишеле Лейрисе, но перед ним сейчас разворачивается совсем другая картина. Никаких признаков катастрофы. Порт Гавра великолепен, Николя немедленно захотелось прогуляться по докам. Луиза должна уже спать. А чем занимается Полин? Вместе с легким чувством вины, сопровождающим эту мысль, приходит и явственное осознание: он счастлив оттого, что находится сейчас не в Париже. Впервые за долгое время он дышит полной грудью. Неожиданно в комнате звонит гостиничный телефон – он слышит голос Дамьена: все его ждут, чтобы пойти ужинать.
Они идут в ресторан в центре города. Николя сидит рядом с Аной, ассистенткой Дамьена, которая рассказывает, что родилась в Белграде. Название этого города звучит для него, словно обещание чего-то… В продолжение всего ужина он расспрашивал ее о жизни. Почему она приехала во Францию? Где научилась так хорошо говорить по-французски? Как она попала в кино? Казалось, Ана была сначала немного смущена таким напором, но потом они вместе отправились в бар, рекомендованный другом Дамьена. Начинается дождь, и вот они уже бегут со всех ног и ищут, где бы укрыться. Ана поскальзывается и падает на тротуар под веселый смех окружающих. Николя протягивает ей руку, помогая подняться. У нее нежная кожа.
Фильм «Заводной апельсин» (Англия), вышедший на экраны в 1971 году, стал причиной настоящего скандала. Фильм обвиняли в излишней жестокости. Но особенно шокировало, как именно режиссер Стэнли Кубрик, исключительно из эстетических соображений, снимал эти жестокие сцены фильма. Я помню, что события происходят очень быстро: под электронную версию Девятой симфонии Бетховена компания молодых людей изящно совершает ужасные преступления. Идея музыкального оформления, говорят, принадлежала не Кубрику, а автору романа, по которому снят фильм, – Энтони Берджессу.
Фильмы Кубрика практически всегда сняты по какому-нибудь произведению и в большинстве случаев очень близки к оригиналу. Например, «С широко закрытыми глазами» почти в точности повторяет «Новеллу о снах» Артура Шницлера.
В Вене во время карнавала врач Фридолин посреди ночи получает вызов к больному. Он оставляет дома спящую жену, отправляется к постели умирающего и неожиданно оказывается посреди маскарада, таинственного и декадентского, на котором все женщины обнажены. Когда он возвращается утром домой, полный раскаяния, Альбертина просыпается и рассказывает ему эротический сон, почти полностью повторяющий то, что он только что пережил.
Я сказал, что Кубрик был верен книге Шницлера: но на самом деле он дотошно следовал всем деталям романа, кроме концовки. В его версии женщина находит карнавальную маску и кладет ее на подушку мужу. А он, несущий тяжесть двойной жизни и постоянной лжи, падает перед ней на колени и плачет. Затем следует объяснение между супругами: правда открывается, и жена в свою очередь заливается слезами. Она обнаруживает ту сторону личности мужа, что всегда скрывалась в тени и о которой она не подозревала.
Гроза проходит, и он ей говорит:
– И как ты сейчас представляешь себе наши отношения?
– Я думаю, мы должны быть благодарны… Потому что нам удалось пережить все эти измены, реальные или вымышленные… Важно то, что мы проснулись, и, будем надеяться, надолго…
– Навсегда.
– Нет. Не произноси этого слова. От этого мне страшно. Полностью можно верить только одному – я люблю тебя. И я хочу тебе сказать, есть еще одна очень важная вещь, которую необходимо сделать, и как можно быстрее…
– Что?
Она пристально смотрит на него.
– Поцеловаться.