Книга Мимо денег - Анатолий Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот сейчас, когда наступил момент истины, его вдруг одолели сомнения. Разумеется, Черкизову доложили, что его ветреная супружница покинула префектуру в компании с ним, но это как раз не страшно. Шумахер сумеет слить ему в уши бидон вранья. Труднее объясниться с Саввушкой Плешаком, главарем банды. Как он мог забыть, что Плешак сам неравнодушен к бешеной стриптизерке и, по слухам, успел пару раз ею полакомиться? Да нет, не забыл, а почему-то не придал значения, но сейчас, под влиянием спиртного, мозги вдруг прояснились и он понял, что не так все просто. У них с Плешаком в последнее время отношения разладились, кошка между ними пробежала: подозрительный Саввушка мог воспользоваться любой оплошностью казначея, чтобы поставить его на правеж. А в таких случаях чем чуднее обвинение, тем оно убедительней. Сгодится и Катенька, префектова подстилка. А что? Разве Шумахер не знает, что главарь не любит, когда без его спроса пользуются его добром? Знает, конечно. Выходит, дразнит, лезет на рожон. Дальше логика такая: если он, Шумахер, нагло заарканил чужую бабенку, значит, для него нет ничего святого и запустить мохнатую лапу в общак для него все равно что перднуть в присутственном месте. Братва поверит, у нее на всю банду полторы извилины. Полчаса базара — и под хохот обкуренных придурков получи пику в бок, благородный Шумахер. Может такое быть? А почему нет? Так стоит ли рисковать из-за пары обтреханных сисек? Конечно, рано или поздно Плешак найдет другой повод, ведь что ему в башку засело, колом не вышибешь, но Шумахеру нужно еще немного времени, чтобы слинять с набитой мошной. Ну хотя бы месяц.
— Пупулечка, — жалобно протянула стриптизерка, — я вся горю, разве не видишь? Отвези поскорее в постельку.
Безумные очи светились, как два красных фонаря. С трудом Шумахер сбросил эротическую одурь.
— Поскучай немного, киса, сейчас вернусь.
— Куда ты?
— Если честно, то отлить.
— Не вздумай кончить, пупсик. Сама тебя всосу до донышка.
Животная похоть, сочащаяся с ее языка и изо всех пор, возбуждала Шумахера, словно электрошокер, и он опять заколебался, но быстро взял себя в руки. Поставил у туалета одного из двух телохранителей, которых привез с собой, закрылся в кабинке и по мобильной трубке набрал номер босса.
Плешак отозвался сразу, будто ждал.
— Гуляешь, Жорик? Ну-ну… Штаны не пропей.
Голос хмурый и юмор солдафонский. Господи, как же Шумахер устал от этой публики! Ничего, терпеть осталось недолго.
— У меня сюрпризик, босс. Не возражаешь, подскачу ненадолго?
— Чего стряслось?
— Саввушка, у тебя же сегодня банный день?
— Допустим… Помыться хочешь?
— Массажистку привезу. Знатная деваха. Пальчики оближешь. От сердца отрываю.
— На часы смотрел? Ночь на дворе.
— Так она для ночи и заряжена. Аж дымится.
Плешак почмокал губищами в трубку.
— Чего-то, Жорик, много крутишь в последнее время. Гляди, себя не запутай.
Неприкрытая угроза (и не первая) убедила Шумахера, что он поступает правильно, очень правильно.
— Ты не прав, Саввушка, — заметил с обидой. — Если кто-то про меня поет, это от зависти. Отлично знаю, кому это выгодно.
Плешак недоверчиво хмыкнул.
— Ладно, подгребай. Я в Валентиновке. Адрес знаешь.
— Минут через сорок буду. Чего-нибудь прихватить с собой?
По-хамски не ответив, Плешак вырубил связь.
Раздраженный, Шумахер вышел из кабинки — и увидел нечто такое, что разом его протрезвило. От писсуаров на него пялилась рослая, поросшая шерстью обезьяна, облаченная в серые брюки и кожаную куртку. То есть, разумеется, это была не обезьяна, а человек, но сходство поразительное. Вплоть до злобных свинцовых глазок, отливающих алым угольным пеплом. Совершенно неуместно Шумахер припомнил старый анекдот про пьяного грузина, который встретил в парке негра. Грузин в изумлении: «Вай, обезьяна!» — на что негр возмущенно: «Я не обезьяна. Я студент из Сенегала, учусь в Университете дружбы народов!» — Грузин еще больше удивился: «Вай, говорящая!»
В голову пришла паническая мысль: неужто Савва, подонок, опередил? Повел взглядом вдоль стен, прикидывая, сумеет ли проскочить мимо обезьяны, и приметил две ноги, обутые в каучуковые ботинки американской пехоты, с тупыми носками, задранными вверх. Он узнал ботинки, принадлежащие Шалиму Юсупову, оставленному на посту телохранителю.
— Деньги давай, — сказала обезьяна низким, утробным басом. — Давай деньги!
Шумахер молча достал вместительное портмоне: денег там было немного — тысяча с небольшим в долларах и сколько-то в рублях. Кинул грабителю, отвлек внимание — и попытался проскользнуть к выходу, но обезьяна оказалась чрезвычайно проворной. Поймала портмоне и одновременно ухватила Шумахера за плечо и, раскрутив, отбросила назад к кабинке.
— Не шали, приятель, — прогундосила с укоризной. — Ты уже свое отбегал.
— Как отбегал? — возмутился казначей. — Ты хоть знаешь, кого грабишь?
— Кого? — заинтересовался волосатик, сверкнув алыми, нечеловеческими глазками.
— Про Савву Плешака, надеюсь, слышал?
— Нет.
— Скоро услышишь. Я его правая рука.
— Твой Плешак — он кто?
Корин действительно не мог уразуметь, кого заловил. По виду вроде интеллигент — чернявый, говорливый, — но чересчур шустрый. Страха нет в глазах. Настоящий интеллигент давно бы обкакался от страха. Они на расправу жидкие. Корина мучила жажда. Но если это интеллигент, кровь у него отравленная, пить нельзя.
— Это его район, Плешака, — объяснил Шумахер. — А ты, парень, похоже, залетный. Лучше бери бабки и убирайся, пока я добрый.
— А-а, — обрадовался Корин. — Так ты бандит? А раньше кем был? В прежние времена?
У Шумахера разом заныли все зубы, но врожденная доблесть ему не изменила и он сохранил присутствие духа. Внутренний компьютер бойко просчитывал варианты. Это, конечно, псих. Или снежный человек. Но откуда в Москве снежный человек? Нет, это псих, сбежавший из клиники. Главное, не раздражать. С психом всегда можно поладить, если поддакивать во всем. Но и тут важно не переборщить. У Шумахера был большой опыт обращения с шизами. В банде их полно, включая Савву. У них начинается припадок в двух случаях: если противоречат или, напротив, слишком поспешно соглашаются. Правда, этот какой-то особенный псих, первобытный. Возможно, жертва неудачного медицинского эксперимента. Черт знает что творится нынче в больницах, особенно в тех, которые поставляют за бугор донорские органы.
— Послушайте… э-э… господин грабитель. — Шумахер заговорил елейным тенорком. — Вы, как я понял, испытываете затруднение в деньгах. Те, что я дал, вряд ли вас устроят. Почему бы не поехать ко мне домой? Сколько вам нужно? Пятьдесят тысяч? Сто? Извольте. Ссужу. Для такого смельчака не жалко.