Книга Легенда об Ураульфе, или Три части Белого - Марина Аромштам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я же тебе обещал. Я выполняю слово.
Мирче раскрыл свою сумку, извлек наружу какие-то деревяшки и долго с ними возился.
— Хотел соврать, что придумал сам, да честность не позволяет. — Мирче услышал, как Найя вздохнула. — Это — чтобы ходить. Такие ходули. Волшебные, — Мирче хмыкнул. — Я ж говорю: там справа были когда-то грядки лекарственных трав. Ядовитых уже не осталось. А кое-что из целебного сохранилось наверняка. Правда, времени много прошло — с последней прополки, — Мирче усмехнулся. — Но — не беда. Этим нужно дышать. Это лучше лекарства — дышать целебными травами, травами Веренеи. Подойти близко-близко, смотреть и шептаться с ними.
— Шептаться?
— А что? Каждый кейрэк знает язык травы.
— Так то кейрэк!
— И мама твоя умела говорить языком травы.
У Найи заблестели глаза. Ковард это отметил. Хотя что удивляться? Она до сих пор любит сказки.
— Откуда это известно?
— Про язык травы?
— Нет, — Найя почти шептала, — про то, что мама умела…
— Как откуда? Я слышал. Было такое дело!
Найя рассмеялась. Глаза знахаря, как обычно, смотрели куда-то вдаль, но лицо его на мгновение сделалось тихим и просветленным.
— Твой брат, вон, не верит! Ну и пусть с ним! А я тебе вот что скажу: для девушки очень важно знать про язык травы.
Найя замерла. И Ковард вспомнил, как носил ее на руках, когда сестра была маленькой: она так доверчиво обнимала его за шею крошечными ручонками. (Сьяна не уставала напоминать об этом. И подсмеивалась: останься Найя младенцем, Ковард был бы доволен.)
— На этом языке говорится о самом главном. О том, что происходит между мужчиной и женщиной.
Найя слегка покраснела и заморгала.
— Ну, а теперь давай-ка — попробуй сделать шажок.
У Коварда перехватило в горле. Что Мирче такое несет? Ставит девушку на колоды и рассказывает ей про «главное между мужчиной и женщиной»! Хорошо, что Сьяна не слышит.
Она встретила их у ворот, когда Ковард приехал из города, помогла ему уложить Найю в доме, взглянула на мокнущие культи, а потом спросила:
— Ковард, что ты наделал?
Он сначала не понял, и Сьяне пришлось повторить:
— Зачем ты лечил ее, Ковард? Ты заставил ее жить дальше.
Он не сразу нашел, что ответить. Помедлил и выговорил с трудом:
— Сьяна, ты хотела, чтобы у нас больше не было Найи? Чтобы она умерла?
— Я тоже ее люблю. Люблю не меньше тебя, — Сьяна сухими глазами смотрела прямо на Коварда. — Но я думаю, что с нею будет. А ты? Ты об этом думаешь? На Лосином острове главное — красота. Найя ее потеряла. Как она будет жить дальше? Кто захочет взять ее замуж?
И добавила, не позволив Коварду возразить:
— Ты сделал сестру несчастной. Несчастной калекой.
После этого они несколько дней не говорили друг с другом. И что бы Ковард ни делал, Сьяна встречала в штыки. Ей вряд ли понравится Найя на «волшебных ходулях». Позволить Найе ходить — значит выставить напоказ ее безобразные ноги! Это мог придумать лишь тот, кто сам безобразен.
— Но, Сьяна! Теперь я смогу гулять. Смогу выходить в наш сад и смотреть на цветы. На цветы и на травки. Некоторые из них посадила когда-то мама…
Найя ничего не сказала Сьяне о языке травы. Слава Духам — большим и малым!
* * *
— Значит, деточка, плешеродцы вышли охотиться на людей. А ведь ты не первая, кто рассказал об этом. Недавно на болотах пропали два грибника. В «Большой лосихе» болтали… и пастух не вернулся домой. И один подвыпивший конюх.
— Но они могли заблудиться. Болото всегда опасно. Разве раньше люди не пропадали? А голодные волки? Охотники в последнее время отбили у них добычу, — Ковард заранее продумал разные объяснения.
— Раньше в лесу не было мертвых плешей. А мертвая плешь однажды непременно родит плешеродца.
Ковард снова попробовал возразить:
— Но никто не нашел никаких следов.
— Просто плохо искали.
— Мирче, это они, они! Я не могла ошибиться.
— Конечно, деточка. Ты не ошиблась, — знахарь погладил Найю по руке. Она приподнялась на кровати:
— Мирче, это плохо, правда? Для всего Лосиного острова. Правда, что острову грозит большая беда?
Мирче чуть-чуть помолчал. Зато пальцы его — старые, но ловкие и умелые — беседовали друг с другом. Наконец он решил, что пальцы думают верно:
— Нужно, чтобы об этом узнали в Совете.
— Ты им расскажешь?
Мирче усмехнулся:
— Понимаешь, деточка, я же слепой. И в столицу меня не пустят. А Совет заседает в столице. Придется Коварду ехать.
— Ты ведь поедешь, Ковард? Ты попросишься на Совет? — Найя смотрела на брата так, будто эта поездка могла возвратить ей ноги.
— Конечно, поедет, деточка. Чуть подумает — и поедет. И не надо сразу в Совет. Там тебя не услышат. Подсказать Совету решение должен такой человек, которого все уважают. — Коварду показалось, что Мирче на время прозрел и смотрит ему в глаза. — Сынок, сначала надо поехать к сверхмастеру Вальюсу.
— К сверхмастеру Вальюсу? — Ковард решил, что слепой случайно оговорился. Всем известно: Вальюс — сын древоруба. Он ненавидит охотников.
— Не охотников, а лосятников.
— Мирче! Все охотники — все, кто носит красную шляпу, — бьют лосей.
— Кейрэки тоже охотились. Но Лес был на них не в обиде. И они лосей не стреляли.
Мирче шутит? Это же было пять затмений назад!
— А если теперь все охотники убивают лосей, значит, сверхмастер прав: не за что их любить, — Мирче словно не замечал, как Коварду неприятно. — Вальюс знает больше других. Знает, что такое предел.
— Ты так уверен в этом? Ты что, недавно пил чай со сверхмастером Вальюсом?
— Ну, — Мирче скромно пожал плечами, — не то чтобы очень недавно. Но мы немного знакомы… Я бы потолковал с ним. Одна беда: у меня, только подъеду к столице, начинается насморк. К тому же Вальюсу понадобится свидетель — чтобы выступить на Совете. А я не гожусь для Совета. Я ж ничего не вижу!
«Мирче опять пошутил, и опять не смешно!» — Ковард чувствовал тут подвох: но лицо слепого ничего ему не объясняло.
— Ковард, выхода нет. Нужно ехать к сверхмастеру Вальюсу.
— И вы всерьез полагаете, что история вашей сестры убедительна для Совета? — К удивлению Коварда, сверхмастер изящных ремесел согласился его принять и внимательно выслушал все, что Мирче велел рассказать.
— Дело не только в том, что случилось с моей сестрой. («Хотя разве этого мало?») Это всего лишь знак.