Книга Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 - 1943 - Гельмут Пабст

22 августа 1942 года. 7.00. В течение полутора часов мы были под ураганным огнем: ракетные залпы, удары тяжелых минометов, танки. Пять раз атаковали истребители. Танки прорвались с левого фланга. Прямое попадание по НП. Телефон разлетелся вдребезги, но других потерь не было. Управление огнем переместилось в нашу персональную землянку. Несколько танков перед нашей позицией, все горящие. Наготове сосредоточенные заряды; в ближнем бою в пределах досягаемости будем использовать ручные гранаты и пистолет-пулемет. Главный удар наносится по соседнему сектору, в пятистах метрах левее.

7.30. Жестокий заградительный огонь. Попал в воронку, испачкав грязью всю спину. Минометы и «катюши» («Сталинские органы»).

8.00. Пехота, атакующая на северном краю леса. Огневой вал «Людвиг». Вражеская батарея меняет позицию на склоне к юго-востоку. Кончились боеприпасы. Огонь ведет Розенбергер-3.

8.20. Наша собственная батарея опять заработала; используем снаряды замедленного действия, все орудия открыли огонь по пехоте на краю леса!

8.25. Наконец-то пикирующие бомбардировщики. Стреляем из ракетниц, указывая цели.

8.30. Ура, они пикируют!

8.35. Вступают в бой истребители-бомбардировщики: бомбы и пулеметы. Видимость снизилась из-за взрывов. Там, на русских позициях, эвакуируют первых раненых.

9.00. Рота выдвигается в юго-восточный угол Б. Теперь тут две роты, конная артиллерия, грузовой транспорт. Приказ открыть огонь: главная линия наводки 235 плюс, вертикальная наводка 7200. Три попадания.

9.30. Пехота атакует через заградительный огонь «Людвиг» при поддержке танков.

10.20. Они почти победили нас. Но в течение прошедших двадцати минут на лес перед нами обрушился бомбовый град. Одна тяжелая была сброшена за двести метров от главной линии артиллерийских позиций. Земля содрогнулась. Лес накрыло клубами дыма от взрыва.

10.25. Атакуют «ратае». Наши истребители уничтожили четыре русские машины за три минуты.

10.30. И опять танки. Противотанковые орудия стреляют как бешеные.

10.35. Осторожно, истребители! Новая атака. Докладывают: «Подбит танк». Третья жертва нашей маленькой пушки сегодня.

10.37. Новое сосредоточение огня на Б. Пятнадцать фургонов на конной тяге и рота. Приказ открыть огонь: заряд номер 6. Ударные взрыватели, все орудия!

10.45. Слева наши пикирующие бомбардировщики. «Ратае» впереди перед нами. Позади – сильно горит (деревушка) Табраково, черный дым и красный огонь.

11.00. Четвертый танк подбит нашей 50-миллиметровой противотанковой пушкой. На счету 76-миллиметровой на пару больше. Всего тринадцать в секторе нашего батальона.

12.00. Сегодня линия связи до огневой позиции была в порядке ровно пять минут. Затем ее снова разорвало на куски. Теперь она плавится в огне в Табракове. Мы продолжаем корректировать огонь по радио: «Алло, «Красная»-один! Передайте донесение».

12.20. Подожжен уже четырнадцатый танк; пятый – нашей маленькой противотанковой пушкой. Прямое попадание в большое орудие привело к тому, что оно было выведено из строя. Прорвались два тапка, но 88-миллиметровые орудия их достали перед Т. Дезертир. Русские только вчера прибыли из Москвы. Ставят под ружье всех от четырнадцати и до пятидесяти. Несколько дней назад мы взяли в плен одного, которому было всего тринадцать.

15.30. Бой стихает. Пикирующие бомбардировщики совершают свой шестой или седьмой налет. Танки отошли в лес. В результате нашей стрельбы очень эффектно, в щепки, дробились деревья, обломки которых устрашающе разлетались в разные стороны. Предполагалось, что в лесу перед нами находится около четырехсот человек. Наверное, им мало не показалось в этот момент.

17.00. Ракетная огневая завеса – прямо над нами. Пыль и зловоние. Мы еще сильнее прижались к земле. Окрики: «Пабст?» – «Майснер?» – «В порядке. Продолжайте вести огонь». Наш третий выстрел увенчался отличным попаданием по позиции вражеской артиллерии.

16.45. Связист вернулся с новостью, что наш скупой на слова генерал Риттау убит.

Вечером все стихло. Пулемет стреляет трассирующими пулями. Русские отводят свои уцелевшие танки. Другие мы подорвали. Мы стоим в штаб-квартире роты и говорим о генерале. Люди проклинали его, потому что он был очень требовательным. Теперь они говорят, что он был воплощением дивизии. А это – хорошая дивизия. Он был молчуном, и у него была железная выдержка. Говорят, пища была плохой в дивизии. Когда ему подавали изысканное блюдо, он некоторое время молча смотрел на него, а потом спрашивал: «Это то, что дают моей пехоте?» Таков был наш генерал.

24 августа 1942 года. 4.15. Третий день сражения. Оно одновременно сразу начинается на земле и в воздухе.

4.45. В течение полутора часов ведется жестокий ураганный огонь в секторе на левом фланге. Вчера в 0.30 я вернулся на огневую позицию на двухдневную смену, но прошлой ночью мне снова пришлось подняться наверх. Убит лейтенант Д. Шпенглер. Прямое попадание по наблюдательному пункту.

В течение ночи мы строили блиндаж.

Не знаю, который теперь час; одни и другие мои часы вышли из строя в ходе боя. Знаю только, что обстрел продолжается с 4.45, и трудно поверить, что несколько квадратных метров земли способны выдержать такое количество кромсающего ее металла.

7.00. Короткая передышка. Не так много артобстрелов. Мы соорудили две землянки, одну в качестве наблюдательного поста, другую – для нашего радиооператора, на восемьдесят метров к тылу. Между ними разорвалось несколько снарядов. Они повредили наш кабель. Один из 120-миллиметровых снарядов упал в трех метрах от блиндажа радиосвязи и вдребезги разнес балку над входом к Кристинеру. Лейтенант Мак и я выглядели как негры. Мы ползали между капустными грядками, чтобы починить кабель. Телефонная связь была невозможна во всем этом грохоте. Они предприняли минометную атаку, как раз когда я преодолел полпути наверх. Ковровый ракетный обстрел накрыл меня, когда я лежал в воронке от 120-миллиметрового снаряда.

Возведение нового наблюдательного пункта было завершено как раз к утру. Это жалкая пора и довольно сырая. Нам приходится ползать. После десяти минут у оптической трубы шея становится негнущейся. Но я рад, что мы можем наблюдать так далеко. Сегодня ночью исправим положение.

«Скорее бы наступил вечер», – только что сказал мне Кристинер по телефону. Так же думаю и я. На сегодняшний день наше маленькое противотанковое орудие подбило пять танков. Вчера на счету полка было пятьдесят восемь. Один прорвался сегодня там, где Франц Вольф сидел со связистами в секторе слева. Вчера мы пожали друг другу руки при встрече. На батальонном командном пункте мне рассказали об этом два дня спустя после того, как он успел передать донесение: «Танки! – стреляаа…ют!» – потом он побежал туда с телефонной гарнитурой и всем прочим, обмотанным вокруг него. Он не слышал танков, пока они не оказались от него в десяти метрах.

Они наступают здесь теперь с начала июля. Это невероятно. У них должны быть ужасные потери. Ожесточенная борьба идет за каждый клочок земли. День за днем мы разбиваем их районы сосредоточения. Им редко удается развернуть свою пехоту даже в пределах досягаемости наших пулеметов. Мы видим воронки от бомб, мы видим, как они оттаскивают раненых, их танки остановлены, их самолеты сбивают. Они бегают в страхе и беспомощности, когда наши снаряды ложатся у них под носом. Но потом они снова появляются, двигаясь в открытую, и устремляются в леса, где попадают под настильный огонь нашей артиллерии и пикирующих бомбардировщиков. Конечно, у нас тоже есть потери, но они несравнимы с потерями противника.