Книга Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А короче?
— Еще короче?
— Если можно.
— Да, конечно… Видишь ли, в Священной Книге Памфамира-Памфалона было сказано, что во время Стодневной проповеди на нем была синяя туника.
— Ну и что? По-моему, все предельно ясно. Не вижу тут повода даже для мало-мальской драки, не говоря уже о войне.
— Это тебе ясно. Но дело в том, что вондерландцы — народ крайне приверженный моде, и вообще всему красивому, яркому, нарядному, и как следствие этого, например, в их языке имеется тридцать два отдельных слова только для обозначения оттенков синего. Понимаешь?
Волк ненадолго задумался, кивнул.
— Теперь понимаю. Если бы оттенков синего в вондерландском было хотя бы двадцать, Овир остался бы жив.
— Ну, в общем-то, да.
— И кто победил?
— Маджента.
— А-а… Э-э-э… М-м-м…
— Да, к синему это имеет весьма отдаленное отношение, но это были еретики, про которых в пылу сражений правоверные забыли, а, по-видимому, когда вспомнили — было уже поздно. Если, конечно, еще было кому вспоминать.
— И какие же далеко идущие последствия имела их победа для Вондерланда?
— Теперь балахон их первосвященника цвета маджента.
— И все?!
— И Овир сдох. В жутких конвульсиях.
— Стоило оно того… — фыркнул Серый. — Я о балахоне.
Царевич пожал плечами.
— Лично мне больше симпатичен подход к проблеме религиозных войн в Вамаяси.
— Какой?
— Ты знаешь, в Вамаяси вот уже пятьсот лет не было ни одной религиозной войны. Но вовсе не из-за похвального единогласия их духовенства в вопросах богослужения. Нет. Просто один вамаясьский правитель когда-то повелел запирать всех дискутирующих богословов в одном монастыре — Бао-Линь, по-моему, без пиши и воды, и не выпускать до тех пор, пока они не придут к консенсусу.
— Они же запертые, как они туда прийти должны? — недопонял Серый.
— В смысле, к единому мнению.
— А-а.
— И твердо следовал своему принятому однажды решению. И поэтому у богословов было несколько вариантов — или умереть от голода и жажды, или найти общий язык, или…
— Перебить противника?
— Именно. Причем голыми руками, или при помощи подручных средств — книг, книжных полок, масляных светильников, циновок, и тому подобного, так как перед заходом их тщательно обыскивали и отбирали все, что могло хоть отдаленно сойти за оружие.
— Почему? — искренне удивился Волк. — Ведь так было бы проще?
— Ну, наверное, потому, что правители всегда надеялись, что вопрос будет все-таки решен мирным путем…
— И решался хоть раз?
— Судя по тому, что теперь любой монах может голыми руками, ну или при помощи мухобойки, уложить на месте за две минуты до двадцати вооруженных человек, в богословии не искушенных…
— М-да… Религия — страшная сила…
Из-за трофейного золота в первый же день после победы над мерзавцем-трактирщиком между друзьями чуть было не вышел разлад. Царевич настаивал, чтобы все, что спасенные купцы не признали за свое, было оставлено еще не пришедшим в себя людям, а остатки розданы бедным (королевич Елисей непременно одобрил бы такое решение), в то время, как Волк, ничтоже сумняшеся и Иванушки не спрошашеся, слупил с каждого каравана по десять процентов золотом за помощь, с прибылью загнал походный багаж Ивана, да еще и присвоил все то, что удалось отстоять у ушлых торговцев. Спор продолжался бы еще долгие недели, если бы разбойник не спросил царевича, задумывался ли тот о том, как он собирается получить свою драгоценную (в прямом смысле слова) птицу.
— Я мог бы ее для тебя украсть, — предложил он, зная, какой услышит ответ. Иногда, чтобы достигнуть своего, надо высказать лишь абсолютно противоположное предложение, и тогда тебя просто заставят поступить по-твоему. Серый это хорошо знал и часто беззастенчиво этим пользовался.
— Никогда! — Иванушка подпрыгнул, как укушенный. — Во-первых, воровать нехорошо, что бы ты не говорил. Во-вторых, это надо мне, и я не позволю тебе из-за меня рисковать жизнью. В смысле, опять. А в-третьих, вообще-то, Шарлемань давно уже ведет войну с Шантонью, и ему наверняка нужны деньги, так что, с одной стороны, может, ты в чем-то и прав. Хотя, с другой стороны, жар-птица — это его фамильная ценность, единственная в мире, и обменять ее на золото… Я бы на его месте не согласился, например.
— От таких денег, какие у нас тут, не сможет отказаться даже такой напыщенный болван, как он, — презрительно хмыкнул Волк.
— Откуда ты знаешь, что он — напыщенный? И к тому же болван?
В ответе Волк ограничился туманным «все они такие», и Иванушке оставалось только пожать плечами на это и согласиться со всем остальным.
О том, как он будет добывать жар-птицу, он, конечно, задумывался неоднократно. Каждый день. Но все способы, предлагаемые «Приключениями Лукоморских витязей» противоречили либо его убеждениям, либо Уголовному кодексу, а чаще и тому, и другому одновременно. И это решение, хоть и основывалось на неправедно нажитом богатстве одного из самых омерзительных преступников Лукоморья, стало первым и единственным вариантом, принятым царевичем к рассмотрению и не отвергнутым сию же секунду.
Видя Ивановы колебания, Серый заверил его, что как только у них появится лучшая идея, они незамедлительно раздадут весь свой золото-валютный запас тем бездельникам и лентяям, которых царевич именует бедными. На том и согласились.
И еще одну проблему пришлось им решать перед отъездом. Пока в маленьком темном сарайчике просачивалась из-под земли колдовская вода, всегда мог найтись второй пан Козьма, и это лишало спокойного сна как царевича, так и разбойника. Второго по причине того, что в силу временной скученности постояльцев «Ивана-царевича и Волка» (да-да, в честь них) им приходилось теперь спать в одной комнате, на одной кровати, и мучительная бессонница одного автоматически приводила к отвратительному настроению по утрам у другого.
Выход, в конце концов предложенный Серым в перерывах между зеваниями, страдал отсутствием стиля и дурно пах, но ничего более изящного друзья придумать так и не смогли.
И когда они отправлялись в путь, новая просторная пятизв… то есть, пятиочковая уборная на заднем дворе в низинке уже использовалась вовсю.
В чужой монастырь со своим самоваром.
Шарлемань Семнадцатый
Вечером четвертого дня Иван, Сергий, два коня и четыре куля золота торжественно въехали (по крайней мере, шестеро из них) в древний славный город Мюхенвальд, столицу Вондерланда, родину сосисок с капустой, песенки про некоего Августина и блицкрига.
Окруженный со всех сторон многометровыми (в трех измерениях) крепостными стенами, рвом (если бы в Диснеланде его видели, они никогда не назвали бы свое ущелье Великим) и валом, похожим больше на горный хребет, этот город был построен, чтобы выстоять многотысячные штурмы и многомесячные осады многочисленных врагов. Вондерландские короли всегда славились своей воинственностью, склочным нравом и нетерпимостью, что не всегда положительно сказывалось на отношениях с соседями, близкими и дальними родственниками и просто прохожими кочевыми племенами, каковые, выведенные из себя всякие границы переходящим поведением очередного мюхенвальдского монарха, частенько наведывались незваными гостями под самые стены стольного города. Случалось это с настораживающей частотой еще и потому, что когда раздавали дальновидность, полководческий талант и здравый смысл, королевская фамилия, судя по всему, находилась где-то на другом конце света.