Книга Синий краб - Владислав Крапивин

Юрка догадывался, о каком острове шла речь. Это был один из узких и длинных, заросших ивняком островов, которые в пяти километрах за городом делили русло реки на два рукава.

Скоро туда доберутся ребята. Их будет уже не трое, а не меньше двадцати. Две армии сожгли мечи и соединились в большой экспедиционный отряд. Завтра они пойдут в Дом пионеров и будут договариваться насчет лодок. Им должны дать, потому что они — экспедиция…

— Только зачем они зарыли дневник? Там и тайн никаких нет, — размышлял вслух Юрка.

Алька от возмущения чуть не вывернулся из гамака.

— Ну, ничего же ты не понимаешь, Юрка! Так же интереснее… Не было тайн, а вот они закопали тетрадь, и появилась тайна.

— И как бы они делить ее стали? — снова вмешался Стасик. — Перед отъездом-то! Ну как одну тетрадь на троих? Ведь вместе писали…

Потом снова была тишина. Лунная полоса с Юркиного лба сползла на пол и скоро совсем исчезла. Казалось, мальчишки заснули, но вот Юрка снова заворочался.

— Стаська, ты не спишь? Я все думаю, может ли быть такая дружба, чтобы за двенадцать лет не забыть? Слышишь? Как по-твоему, они придут, чтобы встретиться?..

Но Стасик спит, и беспокойный Алька тоже не отвечает.

А может быть, они не спят, а просто не знают, что ответить…

Придут ли? Прошло двенадцать лет, и где теперь люди, которых в детстве эвакуация занесла в сибирский городок?

Юрка, например, твердо знает про себя и про Стасика с Алькой, что сейчас ни у кого нет крепче дружбы, чем у них. Ну, а если им придется расстаться, как тем ребятам? Можно ли быть верным своей детской дружбе так долго, двенадцать лет, целую Юркину жизнь?.. Но ведь Сережа помнил.

Да, Юрке обязательно надо знать, придут ли они…

А пока он лишь одно знает твердо горько: один из них уже точно — не придет.

Недавно прошел дождь. На асфальте стояли темные лужи, высокие тополя блестели вымытой листвой. С реки тянул свежий ветер, и человек, стоявший у перил набережной, зябко поводил плечами. Он стоял здесь давно, дождь переждал под тополем, а потом вернулся на старое место.

Набережная была пуста, и человек, повернувшись лицом к реке, смотрел, как уходят к горизонту желто-серые клочья облаков. Он сдвинул на затылок шляпу и постукивал о чугунные перила снятыми очками.

Кто-то тронул его за рукав. Мужчина обернулся и увидел мальчика.

Рубашка на нем промокла, в волосах запутались дождевые капли.

— Вы кого-нибудь ждете? — спросил мальчик.

— Ну и что? — мужчина досадливо отвернулся, давая понять, что если и ждал кого-нибудь, то никак не этого мальчишку.

Мальчик отошел, прислонился к стволу тополя и засвистел никому не известную песенку. И когда человек, вздрогнув, быстро подошел к нему, он сказал:

— Мы знали, кто-нибудь придет. Не могли же умереть все трое, верно? Вы пришли. Это хорошо…

По набережной идут двое: взрослый и мальчик. Юрка рассказал уже все, и теперь говорит тот, кого звали когда-то Санькой.

— Год назад Лева прислал мне письмо. Он был тогда уже штурманом дальнего плавания. Конечно, трудно приехать, если плавает где-нибудь за тридевять морей… А я совсем сюда приехал, новую станцию пускать здесь будем. Потом, наверно, работать на ней останусь…

Навстречу им торопливо шагает, почти бежит смуглый человек в клеенчатом плаще.

— Простите, который час? У меня часы ерундят, — останавливает он Александра. Тот поднимает голову и смотрит на незнакомца: у него белый шелковый шарф, какие носят моряки, фуражка с «крабом», а под лакированным козырьком совсем знакомые глаза.

Моряк тоже смотрит в лицо Александру и вдруг двумя руками берет его ладонь.

— Ну вот…

По тихой улице городской окраины идут трое: мальчик и двое взрослых. Идут молча. Самое важное уже сказано, а для долгих разговоров еще будет время.

В тополях шумит влажный ветер. В лужах светится желтый закат. Высокие ели кое-где поднимаются над крышами. Ветер не трогает их, и они стоят, черные и неподвижные.

Над потемневшим от дождя забором появляется взъерошенная Алькина голова.

— Эгей, Юрка! А лодки нам все-таки дали! А еще какого-то руководителя в придачу!..

— Приходи к нам. Только за Стаськой забеги, — отвечает Юрка.

— Придем! — Алька уже забрался на забор и сверху разглядывает Юркиных спутников. Мальчик знает, что это «они». Значит, пришли…

Потом Алька смотрит в небо, где пробегают низкие и редкие облака.

Славный ветер. Если он продержится до того дня, когда экспедиция отправится на остров, они доберутся до цели за полчаса.

Под парусами…

1959 г.

Зелёная монета

Шла середина августа, и в палисадниках цвели георгины. Большой георгин, белый, с кремовыми каемками на лепестках, каждое утро заглядывал во мне в окно и тихо покачивал головой:

«Скучно, брат, а?»

В то время я проводил отпуск в городе, где прошло мое детство. Я жил у своего школьного товарища в небольшою доме, над которым шумел старый тополь.

Мой друг отличался характером решительным и беспокойным, через неделю после моего приезда он взял да и укатил в экспедицию на Север, оставив меня на попечение своих родителей. Прошло несколько дней, и я заскучал. Знакомых в городе не осталось, заняться было нечем. Тихими вечерами, когда опускаются синие сумерки и в черных листьях тополей начинает дрожать зеленая звезда, я ходил к реке, где в детстве мы с Николаем ловили пескарей и возились с рассохшейся старой лодкой.

По крутой тропинке, проложенной среди кустов полыни и конопляника, я спускался к воде. Город исчезал, оставался вверху, за гранью высокого обрывистого берега. Здесь до утра жгли костры мальчишки-рыболовы. У пристани глухо трубили буксиры, и где-то далеко им отвечали резкими вскриками паровозы. Тонкие марлевые облака ползли из-за обрыва, не заслоняя звёзд. Низкий левый берег светился жёлтыми квадратиками окон, а дальше по течению на судоверфи вспыхивали голубые молнии электросварки.

…В один из вечеров я, как обычно, решил пойти к реке. Было около десяти часов. В зеленоватом небе висела полная луна. Здесь, на окраине, ей не мешали фонари, и она светила вовсю.

Я направился через лог, про который слышал еще в мальчишечьи годы, что это остатки старинных крепостных рвов. Лог был глубок, с отрывистыми берегами.

Я стал спускаться к мостику, ведущему через ручей. Было совсем тихо, только вода журчала на дне лога, разбивая лунное отражение на сотни голубых искр. Примерно на половине спуска рос высокий тополь. Когда я поравнялся о ним, вверху зашуршал конопляник, а на тропинку посыпались комки сухой глины. Потом послышался сердитый шепот.