Книга Все оттенки тьмы - Питер Робинсон

— Это чем же?

— Да так. Собирал всякие штуки. Монетки, картинки-вкладыши, ну, которые суют в сигаретные пачки. Птичьи яйца. И еще записывал номера проезжающих машин.

— Ты серьезно? Номера чужих машин?

— Ага. Мы с ребятами усаживались возле дороги и переписывали номера, кто сколько успеет.

— Зачем?

— А просто так. Это же хобби. Какие тут могут быть причины?

— И что вы потом делали с этими номерами?

— Да ничего. Когда в тетрадке не оставалось места, я просто начинал новую. Иногда заносил туда марку машины, если успевал ее рассмотреть. Знаешь, если бы побольше чудиков занимались такой вот ерундой, наша с тобой работа была бы куда проще.

— Нет, сейчас это уже не нужно. Повсюду ведь камеры, — напомнила ему Энни.

— Какая ты не романтичная!

— А зачем ты птичьи яйца собирал?

— Ну-у… мы выдували из них содержимое. А то они быстро портятся и начинают ужасно вонять. На собственном опыте это знаю.

— Выдували? Правда, что ли?

— Истинная правда. Булавкой делаешь с обоих концов по крошечной дырочке, а потом…

— Фу, не хочу даже слушать, — прервала его Энни.

— Ты же сама спросила. — Бэнкс посмотрел на нее.

— Как бы то ни было, — отмахнулась она, — ты этим занимался лет в десять-одиннадцать. А Дереку Ваймену, между прочим, уже за сорок!

— Положим, театром увлекаться — это нормально. Все лучше, чем глазеть на поезда и записывать их номера, стоя на продуваемой ветрами платформе и отчаянно щурясь, чтобы их разглядеть. Есть ведь и такие любители.

— А что, весьма героическое хобби. Требует ловкости и выносливости. Разве нет? — с невинным видом спросила Энни.

— Издеваешься?

— Чуть-чуть. — Она улыбнулась.

— Очень весело. Хватит уже, лучше скажи, что на самом деле думаешь о Ваймене? Как считаешь, он врет?

— По-моему, врать ему ни к чему, — пожала плечами Энни. — Он ведь понимает, что мы можем проверить его алиби. К тому же он передал нам все чеки и корешки билетов из той поездки.

— Верно. Как кстати он их сохранил, а?

— Да просто завалялись в бумажнике, вот и все. Вечно там всякий хлам скапливается.

— Что, и корешки от билетов в кино?

— Наверное, некоторые их хранят.

— Ну да, конечно.

— Да что с тобой такое?

— Ничего. Просто даже мой старый шрам зазудел от нехорошего предчувствия.

— Какой еще шрам? Откуда?

— Может, между Вайменом и Хардкаслом и впрямь что-то было? — проигнорировал ее вопрос Бэнкс. — Как думаешь?

— Вряд ли. Мне кажется, он насчет него не врал. Да и жена никак не отреагировала на эту часть допроса. Если бы она его в чем-то подозревала, то вряд ли сумела бы это скрыть. К тому же не все гомосексуалисты неразборчивы в связях. Думаю, среди них распутников не больше, чем среди натуралов.

— Почти все мои знакомые частенько заглядываются на женщин, которые вовсе не являются их женами, — заметил Бэнкс.

— Это ничего не доказывает. Кроме того, что мужики — сволочи, а твои знакомые в своем развитии застряли на уровне средней школы.

— Да они ведь ничего не делают! — возмутился Бэнкс. — Просто смотрят. Что тут такого?

Энни отвернулась:

— Не знаю. Спроси Софию. Интересно, что она скажет.

Бэнкс на секунду умолк, но потом спросил:

— Ну а что насчет Дерека Ваймена и Лоуренса Сильберта?

— В смысле?

— Сама понимаешь.

— Сомневаюсь. Сильберт, похоже, был разборчив, да и слишком замкнутый был тип.

— Но что-то мы все-таки упустили. Вот только что? — задал риторический вопрос Бэнкс.

К их столику подошла официантка. Она так торопилась, что чуть не опрокинула тарелку Бэнксу на колени. Смутившись, девчушка покраснела и бросилась прочь. Бэнкс принялся счищать с брюк капли соуса.

— Что-то помощницы у Сирила с каждой неделей все моложе и моложе, — заметил он.

— Так у него же бешеная текучка. Кто же захочет, проторчав неделю в школе, в выходные еще и работать? Зарплата у новеньких мизерная, и чаевых им не дают. Неудивительно, что официантки тут не задерживаются.

— Это точно. Хватит о них. Вернемся к Дереку Ваймену.

— Мне он показался вполне нормальным. Не думаю, что мы упустили что-то важное. Он — обычный зануда, помешанный на своих увлечениях. Наверняка запросто легко назовет по именам всех осветителей и монтажеров в любом виденном им фильме, но убийцей это его еще не делает.

— Я и не говорил, что он убийца, — прожевав, возразил Бэнкс. — Но есть в этом деле что-то такое, что не дает мне покоя.

— Прекрати. Обычный суицид после совершенного убийства. Тебе не кажется, что мы чересчур серьезно ко всему относимся? Ты разозлился, что тебя вытащили с романтического свидания, вот и пытаешься выискать что-то особенное, несуществующую тайну. А то ведь обидно.

— И что, ты бы на моем месте не разозлилась? — Бэнкс холодно на нее глянул.

— Наверное, разозлилась бы, — пожала плечами Энни.

— Очень уж многое здесь неясно. Был Хардкасл расстроен чем-то или нет. Кто-то утверждает, что был. Например, Мария Уолси. А Ваймен с ней не согласен и при этом уверен, что Марк комплексовал и ревновал Сильберта. Не знаю, что и думать. Сплошные вопросы. — Бэнкс отложил в сторону нож с вилкой и принялся считать по пальцам: — Почему Сильберт, уже выйдя на пенсию, постоянно бывал в разъездах? Ссорились ли они с Хардкаслом или нет? Изменяли ли друг другу или нет? Кто такой Джулиан Феннер и почему у него отключен телефон? Зачем Сильберт поехал в Амстердам?

— Вопросов действительно многовато, — согласилась Энни. — Может, Эдвина ответит на часть из них?

— Не бывает такого, чтобы человек вот просто так, без малейшей причины, избил до смерти своего возлюбленного, а потом взял и повесился.

— Поводом мог послужить какой-нибудь пустяк, — заметила Энни. — Хардкасл мог убить его из-за ссоры, которая вспыхнула случайно, кто-нибудь из них что-то неосторожно ляпнул. Сам знаешь, какие пустяки способны разбудить в человеке зверя. Скажем, Хардкасл слишком много выпил, и Сильберт принялся его отчитывать… иногда и такой ерунды достаточно. Никто не любит, когда его называют пьяницей. Или это… Хардкасл был на взводе, разозлился, и вот Сильберт уже лежит на полу мертвый. Помнишь показания Грейнджера из магазина? Он сказал, что Хардкасл был пьян, когда покупал у него веревку.

— Или… или Сильберта убил кто-то еще.

— Это ты так считаешь.

— А ты вспомни, сколько ударов убийца нанес уже после смерти. Сколько там было кровищи!