Книга Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

— Хоть одна женщина заботится обо мне, — снова вздохнул он, поцеловал меня в лоб и пошел к себе.

На следующий день я села сочинять послание к брату Джанни. Я не слишком доверяла электронной почте, поэтому решила отправить бумажное заказное письмо, которое тот должен был забрать лично в ближайшем почтовом отделении. Я до сих пор не очень понимала, почему Давид так безоговорочно доверяет этому совершившему тяжкое преступление человеку. И также не могла принять отношений Давида с Богом. Может, он полагал, что Бог простит им самим совершенные преступления, если он сам простит других людей?

Привет, брат Джанни!

Недавно я была в Швейцарии и встретила там Давида. Он рассказал, что передал тебе на сохранение нечто для него очень ценное. Он также просил написать тебе и оставить свои данные, чтобы в случае необходимости ты всегда мог меня найти. Только прошу тебя пользоваться электронной почтой с осторожностью. Лучше пиши письмо на бумаге или отправляй сообщение на телефон. Мой почтовый адрес указан в конце.

Я знаю, почему ты оставил работу в полиции и почему связным Давида стал другой человек. Тот новый Касси уже покойник. Детали расскажу при встрече. Я не слишком верю предсказаниям, но подозреваю, что у Давида не слишком хорошие перспективы. Поэтому заботься, пожалуйста, о его поручении как следует.

Хилья

Я отнесла конверт в почтовое отделение на улице Казарминкату, а дома снова завела с Юлией разговор о ее отце.

— Я слышала, в детстве он жил в Финляндии, в районе Порккала. В этот период территория принадлежала Советскому Союзу.

— Папа не так много рассказывал об этом. Он вообще предпочитает смотреть в будущее, а не в прошлое. Знаю, что он родился в Порккала, и ему даже немного странно, что я сейчас живу в Лэнгвике, в тех же местах. Хотя я, честно говоря, не могу понять, почему он так любит эту серую и скучную глушь. Уско снова требует, чтобы в следующие выходные я поехала с ним туда. Надоело! Я хочу в ночной клуб, а Уско совсем их не любит. Значит, мне надо найти другую компанию. Только не рассказывай ему ничего. В конце концов, ты же мой телохранитель!

Юлия попыталась мне по-дружески улыбнуться, но вышла фальшивая гримаса. Если честно, мне и в самом деле совершенно все равно, с кем она спит, главное, чтобы новая компания не угрожала ее жизни и безопасности.

— Когда я была замужем за Герболтом, у меня был Коля… Он остался в Москве и сейчас работает личным помощником одного крутого бизнесмена. Тот еще богаче, чем Уско. — Юлия снова усмехнулась. — К счастью, у меня есть свои деньги.

Я снова чуть было не спросила, зачем же тогда ей выходить замуж за Сюрьянена, но сочла за лучшее промолчать. По сути, Юлия была довольно одинокой, друзей не имела, и частенько ей хотелось поболтать с кем-нибудь. В такие моменты я старалась держать язык за зубами и больше слушать.

На выходные мы поехали в Лэнгвик. Сюрьянен пригласил в гости своего друга детства с женой, Юрий тоже отправился с нами.

— Пойдем, я покажу тебе свою последнюю картину, — сказал Юрий, когда мы наконец разместились и хозяева с гостями закончили ужин. Нас Ханна покормила на кухне. — Можешь на ночь устроиться со мной в ателье. Там свободнее, чем в этой крошечной гостевой.

— Я люблю спать в запертой изнутри комнате, — ответила я, но все же пошла в ателье посмотреть его работы.

Мне хотелось наедине обсудить вопрос о револьвере.

Этот дом Сюрьянен снял у супружеской пары, которая уехала в трехлетнюю командировку в Шанхай. Транков получил в пользование ателье и был счастлив: наконец-то он мог рисовать в просторном и светлом помещении, где ему никто не мешал. В комнате стояло мало мебели — лишь барная стойка, шкаф и диван.

Юрий успел переодеться в светлые джинсы, белую тенниску с расстегнутым воротом, сверху повязал измазанный красками фартук и выглядел как настоящий художник. Все ателье было заставлено морскими пейзажами. Сверкающая под солнечными лучами морская гладь, лунная дорожка на темной воде, шторм. И я снова не могла понять, талантливый он художник или так себе. Да, пейзажи выглядели совершенно натурально, но ведь искусство должно предлагать свой взгляд на вещи. Мари Хиггинс всегда ругала картины, изображающие действительность как она есть, и говорила, что настоящий художник должен уметь вывернуть мир наизнанку и показать скрытую природу вещей. Мари, чертова Мари. Ну почему ты забыла переправить мне письмо дяди? Хотя что бы это изменило? Даже если бы мне удалось запрыгнуть в следующий самолет из Нью-Йорка в Хельсинки, я все равно не успела бы застать дядю в живых.

— Тебе нравится? Не хочешь стать моделью для моей следующей серии картин? Я хочу изобразить тебя в виде русалки. Уско заказал мне портрет Юлии, но я не представляю, как его написать, ведь она совершенно не умеет позировать и не способна сидеть спокойно. Не понимаю, как она умудрялась работать фотомоделью.

Юлия и Юрий терпеть не могли друг друга, но я так и не могла понять причину этой взаимной нелюбви. Она постоянно пыталась его унизить и указать, где его место. Со мной она не решалась так вести себя.

— В виде русалки? И где ты собираешься писать — на скалах Коппарняси? Знаешь, никогда не хотела быть русалкой. Не понимаю, как они умудряются заниматься любовью с таким хвостом.

Но Юрий, казалось, меня не слышал. Он наклонился и достал из-за шкафа какой-то холст без рамы.

— Это я могу показать только тебе, больше никому. — Дрожащими руками он поставил картину на пол и принялся разворачивать. — Я просто должен был это нарисовать. Надеялся, что тогда я смогу все забыть. Но у меня все равно не получается.

— Ты совсем идиот?

На холсте я в облике Рейски оттаскивала от Лайтио труп Мартти Рютконена. Самого Транкова на холсте не было, сцена была дана глазами постороннего зрителя. А ведь это его выстрел убил Рютконена наповал.

— Ты должен это уничтожить! Представляешь, если кто-нибудь увидит! Например, Сюрьянен или полиция!

— Думаешь, если я ее сожгу, то смогу все забыть? Мне тяжело, хотя я прекрасно знаю, что Рютконен был очень плохим человеком и убил бы нас обоих без малейших колебаний. Я даже ходил молиться в Успенский собор, хотя не слишком верю в Бога. Как мне избавиться от этого страшного чувства вины? Может, стоит признаться и облегчить душу?

— Прекрати скулить! Если хочешь отдать долг Лайтио, достань ему оружие, и быстро! Где можно это сжечь? Этот холст нельзя тащить в камин на дачу или даже в печь сауны.

— В Коппарняси за танцплощадкой есть гриль. Можно сжечь там. Надеюсь, тогда мысли об этом отпустят меня. Ты пойдешь со мной? — молил он, чуть не плача.

Ну что же, я могу пойти с ним. А там, покуда он такой раскисший, постараюсь выжать еще какую-нибудь ценную информацию.

Честно говоря, я и сама не совсем пришла в себя после смерти Рютконена, хотя первым чувством, которое я испытала, было облегчение и радость, что сама осталась жива. Затем пришлось приложить массу усилий, чтобы прикрыть Лайтио, хотя поначалу это казалось совершенно невозможным. Старший констебль был упертым парнем, к тому же полиция быстро выяснила, что у Рютконена с Лайтио отношения не задались с самого начала. Более тщательное расследование быстро выявило бы связь между Рютконеном и Юрием, а от последнего ниточка привела бы ко мне. И было бы совсем плохо, если бы этим делом заинтересовались журналисты.