Книга Семейная тайна - Тери Дж. Браун

— Отец любил этот цвет.

Пруденс улыбнулась в ответ, ловко вытащила шпильки из блестящих золотистых волос и стала расчесывать. Волосы доходили Виктории до пояса. Потом Пруденс разделила их посередине и стала подкалывать с боков, пока те не завернулись сами. Закрепив волосы шпильками, она добавила двойной ряд синего бисера, создав подобие ободка, приколола у виска темно-синий перьевой кок. Завершили наряд маленькие материнские серьги из слоновой кости в виде чаек.

Виктория птичьим движением склонила голову набок: привычка, которая всегда вызывала у Пруденс улыбку.

— Пру, я просто красавица. Спасибо.

Негромкий стук в дверь явился сигналом к обеду.

В комнату заглянула Ровена:

— Готовы?

Виктория обернулась, и взгляд старшей сестры смягчился.

— Чудесно выглядишь, Вик.

Виктория ответила робкой улыбкой, которая, как заметила Пруденс, вскоре увяла. Три девушки замерли, ощущая свою разделенность как никогда остро. Нарядных Викторию и Ровену ждал обед с друзьями и близкими, а неказистой Пруденс предстояло отправиться в зал для слуг. Пруденс не выдержала первой:

— Давайте-ка поживее. Не надо заставлять тетю Шарлотту ждать.

Проходя мимо, Виктория сжала ей руку, но Ровена, дожидавшаяся сестру, отвела глаза.

Когда они вышли, Пруденс оглядела комнату, испытывая глубочайшее одиночество. Ей настолько претило оставаться одной, что она, спешно прибрав покои Виктории, чуть не бегом устремилась к служебной лестнице. У двери Ровены Пруденс помедлила, но потом пожала плечами. Ровена запросто обойдется и без ее помощи. Пруденс понимала, что поступает несправедливо, но не могла не винить Ровену во всех своих бедах.

Она потянула за ручку двери черного хода, но та не подалась. Попробовала еще раз — тщетно. Заперли ее, что ли? Зачем? Пруденс нахмурилась и оглядела широкую парадную лестницу. Слугам разрешали ступать на нее исключительно для уборки, но Пруденс не видела другого выхода. Только не ценой обеда, а есть ей хотелось. Да и бояться нечего — наверняка Бакстоны и их гости сейчас в гостиной или столовой, а миссис Харпер и мистер Кэрнс заняты. Оглядевшись, Пруденс поспешила вниз. Рука легко скользила по гладким, как шелк, перилам.

— О, прошу меня извинить.

Вздрогнув, она споткнулась на последней ступеньке. Крепкие руки тут же подхватили ее.

Лорд Биллингсли улыбнулся, и ее сердце пойманной птицей забилось в груди. Молодой человек придерживал ее одной рукой под локоть, другой — за плечо, и от его касания по телу разлился жар.

— Вы же Пруденс, если не ошибаюсь? Спешите на обед? Могу я сопровождать вас?

Его темные глаза до того завораживали, что она не сразу уловила смысл. Но когда поняла, на нее словно вылили ушат ледяной воды.

Она вырвалась и отпрянула как ошпаренная, пылая от гнева и унижения.

— Вы смеетесь надо мной, лорд Биллингсли? Мне совсем не смешно.

Тот отшатнулся, как от пощечины:

— Прошу прощения?

В глазах щипало от горьких, горячих слез.

— Разве похоже, что я направляюсь к столу?

Лорд Биллингсли оглядел ее наряд, и его глаза недоуменно расширились. Пруденс сжала кулаки. Отлично. Теперь до него дошло. Она резко развернулась и зашагала к черному ходу позади лестницы, который, к счастью, не был заперт. Пруденс с горечью отметила, что на сей раз лорд не окликнул ее, дабы узнать, кто же она такая.

Он уже знал это.

По кухне как угорелая носилась Сюзи. Кухарки, судомойки, лакеи и дворецкий будут есть после господ. Горничные, камеристки и камердинеры получали обед одновременно с семейством. Такой порядок гарантировал, что кто-нибудь да ответит, случись господам позвонить, и был удобен, ибо в полном составе прислуга не уместилась бы за столом.

Сюзи рассеянно помахала рукой, когда Пруденс подошла к большому котлу с луковым супом на курином бульоне, предназначенном для прислуги. Господ наверху ждал обед из девяти перемен. Он начинался с легкого овощного консоме с толикой сливок, которые при подаче добавляли в тарелку; далее шли запеченные устрицы, жареный гусь, пирог с почками, тушеный фенхель и сельдерей с ломтиками дичи, вишневый пирог, малиновое мороженое, фрукты и сыр.

Пруденс налила себе тарелку супа и посмотрела, как Стряпуха вынимает из духовки гуся, золотистого от стекающих капелек жира. Гуся выложили на серебряное блюдо и украсили розочками из жареного картофеля. Он все еще скворчал и оставлял после себя густой аромат жареного мяса, когда Стряпуха понеслась к кухонному лифту.

Пруденс отвернулась, отрезала ломоть хлеба от общей буханки, накрыла тарелку и, балансируя, направилась в обеденный зал. Стоило ей переступить порог, как все перестали есть и уставились на нее. Обычно Пруденс наспех перекусывала в кухне или в укромном уголке, но она устала от одиночества. Помявшись, она присела рядом с Гортензией и робко улыбнулась остальным.

— Надо же, кто к нам пожаловал, — фыркнула одна из служанок.

— Смотрите-ка, пава почтила нас своим присутствием, — хихикнула другая.

Пруденс уставилась в свою тарелку, горло перехватило от обиды. Возможно, она сделала ошибку.

— Хватит, девочки, — вмешалась миссис Харпер. — Раздорам у нас не бывать. — Экономка поджала губы и осуждающе посмотрела на Пруденс, как будто винила во всем ее, хотя та не сказала ни слова. — Надеюсь, ты прочла правила? Они запрещают пользоваться парадной лестницей. Считаем ли мы, что нынче вышло недоразумение, которое больше не повторится?

Пруденс мучительно сглотнула. Она хотела возразить экономке, что дверь черного хода не открывалась, но дерзкие взгляды служанок возбудили в ней подозрения. Она прикусила губу и опустила глаза:

— Да, мэм.

Миссис Харпер кивнула и вернулась к своим делам.

— Вы болтливые сороки и больше никто, — отчитала служанок Гортензия и повернулась к Пруденс: — Не обращай на них внимания, девочка. Они просто завидуют твоему положению.

Пруденс уставилась на француженку. Внутри зародился истерический смех. Ее положению? Затем ей стало не до веселья. Тут не поспоришь: в сравнении с чисткой кастрюль и сковородок, чем целый день занималась Сюзи, ее обязанности и вправду казались сущими пустяками. Развесить красивую одежду, приготовить ванну и сделать прическу — действительно, завидное положение среди прислуги. Пруденс не рассмеялась, а лишь робко улыбнулась Гортензии.

Краем глаза она заметила, как закатили глаза две служанки, заговорившие с ней. Ей захотелось спрятаться и не высовываться. Но поздно, ее уже записали в снобы.

— Как долго вы работаете у леди Саммерсет? — обратилась она к Гортензии.

Француженка удивленно приподняла бровь:

— Лет семь. Раньше я служила камеристкой у маркизы дю Эноль до самой ее смерти.