Книга Дон Хуан - Гонсало Торренте Бальестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот что значит мужчина! Вот что значит человек! А мы только и думаем, только и замышляем, как бы его погубить! Видно, нас просто гложет зависть и душит обида. Лучше бы нам у них чему можно поучиться. Вот только мера этого самого «чему можно», на беду, весьма невелика. Суть человека таится в его теле, и выражается она совершенно особым образом. То, что зовется жизнью, наверно, наделяет человека иным взглядом на вещи, для нас абсолютно непостижимым. Ведь не случайно Сатана так упорно скрывал от своего воинства, что такое здоровое тело. Насколько мне известно, такое приключилось впервые: чтобы одному из нас дозволено было по служебной надобности воспользоваться оболочкой молодого, умом не обделенного человека. И такое уж точно никогда не повторится, доведись всем бесам поголовно узнать ту жизнь, какая открылась мне, в преисподней случился бы бунт. Но Сатана отлично знает: начни я описывать свой опыт, никто мне не поверит. Но теперь-то я времени терять зря не стану. Во-первых, поскорей примусь за богословские проблемы, которые прежде мне были не по зубам. И ежели будет мне отпущен достойный срок, попытаюсь постигнуть суть человеческую и, возможно, пойму, почему же дьявол так много внимания уделяет тем, кого я полагал не более чем разумными букашками. До сей поры самым совершенным человеком из тех, кого мне довелось узнать, был падре Тельес, да только он не мог и шагу ступить без костылей. А ведь уметь резво прыгать, пожалуй, не менее важно, чем измышлять хитроумные теории, ибо – приятнее!
У него как-то само собой вдруг возникло желание проверить, сколь верна эта мысль, и он, выпрыгнув из постели, принялся подскакивать, делать сальто-мортале и иные акробатические фокусы. Тело беспрекословно слушалось, и казалось, мускулы и сами наслаждались собственными упругостью и силой.
– Лепорелло!
Голос раздался откуда-то из внутренних покоев, и почти тотчас же дверь отворилась. Появился Дон Хуан Тенорио.
– Лепорелло! Рехнулся ты, что ли?
Черный Боб мигом застыл, немного пристыженный, но вместе с тем несказанно довольный.
– Без размину с утра никак нельзя, сеньор.
6. Дон Хуан оказался юношей едва ли не того же возраста, что и Лепорелло, притом весьма красивым. Правда, был он повыше ростом и сложением покрепче, движения его отличались изяществом и уверенной легкостью, так что облик его тотчас обращал на себя внимание и производил впечатление поразительное и неизгладимое. Черный Боб на малую долю секунды задумался, успев пожалеть, что обречен пребывать в теле Лепорелло и никак не может полюбопытствовать, как же устроен внутри его хозяин, но отложил все вопросы на потом, ибо немедля и безошибочно почуял: сей образчик человеческой породы заслуживает самого серьезного внимания.
Одет Дон Хуан был в черные короткие штаны и белую, расстегнутую на груди рубаху, взамен башмаков – мягкие туфли. В руках держал он две шпаги.
– Вот оно что! Ты зря растрачиваешь силы, а потом не можешь выдержать больше пары атак. Ну же, одевайся, да поспеши!
Он кинул одну шпагу на постель Лепорелло и удалился. Слуга торопливо оделся.
– Сеньор, я готов.
– Входи же, не мешкай.
Лепорелло вошел и огляделся. Комната Дон Хуана походила скорее на келью. В ней имелось два окна, и сквозь них било теперь яркое солнце. Кроме кровати тут были полки с книгами, стол и одежный шкаф. Книги по большей части содержали сочинения мыслителей и поэтов. Одежда в шкафу была богатой, но неизменно черного цвета. Над кроватью висело старинное распятие, неподалеку лежали и четки. Тут Лепорелло подумал, что, судя по всему, Дон Хуан был добрым христианином.
– Нынче мы запоздали. Придется управиться побыстрей, а то не поспеем на первые лекции. В позицию!
Эх, до чего славно выглядит мужчина со шпагой в руке! Черный Боб, пользуясь тренированным и мускулистым телом Лепорелло, парировал удары и не мог нарадоваться собственной ловкости и удали. Но ему приходилось больше защищаться, ибо отвагой и сноровкой Дон Хуан его превосходил.
– Есть! – крикнул Дон Хуан, снова кидаясь в атаку.
Но тут послышался стук в дверь. На пороге вырос священник-иезуит. Дон Хуан отпрыгнул назад, изящно взмахнувши шпагой в знак приветствия. Лепорелло словно ненароком скопировал жест хозяина, ведь был он по натуре еще и шутом-пересмешником.
– Да ниспошлет вам Господь премного добрых дней, Дон Хуан!
– С чего бы им быть дурными, падре Мехиа. Что привело вас сюда?
По знаку хозяина Лепорелло удалился, но, бросивши тело слуги на топчан в передней, Черный Боб поспешно скользнул обратно.
Дон Хуан и его гость сели, при этом хозяин разместился на кровати, и иезуит начал говорить, кружа вокруг да около и постепенно приближаясь к главному: некий священнослужитель из их ордена только что прибыл из Севильи и привез дурные вести касательно отца Дон Хуана – дона Педро Тенорио, вот уже несколько дней как лежит тот прикованный к постели тяжелым недугом. Лет ему немало, и худшего можно ожидать со дня на день. В свете этих печальных обстоятельств иезуит явился предложить свои услуги.
– Ведь, как нам известно, вы полагаете посвятить себя служению Богу.
– Пока я решения не принял, – ответил Дон Хуан.
– Такой шаг делается лишь после долгих размышлений, но намерение похвальное. Служить Господу, оставаясь в миру, – это чревато серьезнейшими опасностями, и не из-за соблазнов света, нет; благодарение Всевышнему, последние реформы значительно улучшили положение священников. Но ведь такой знатный кабальеро, как вы, не станет смиряться с ролью простого клирика, вы возмечтаете подняться выше, стать, по крайней мере, епископом. Тут-то, друг мой, и таится опасность. Тщеславие губительно для нашей духовной жизни, и многие, многие забывают о Боге, пускаясь в погоню за митрой. Речь не только о нравственной стороне нашей жизни, ведь от такого юноши, как вы, мы вправе ожидать умственных подвигов, но книги и научные изыскания требуют несуетной жизни. И тогда – можно ли сыскать что лучше нашего ордена. Мы – о чем вы осведомлены – воинство ученых мужей, и в нынешние времена последнее слово в теологических науках принадлежит падре Молине. Присоединяйтесь к нам и обретете желаемое как в смысле культуры, так и в смысле образования. Почти все мы, иезуиты, кабальерос или, по крайней мере, идальго, и среди нас не сыскать неотесанного падре – из тех, что мешают утонченным умам пролагать свою стезю в теологии. С другой стороны, отважных людей мы посылаем на героические дела. Благодаря им, иначе говоря, благодаря иезуитам, числом весьма немногим, ересь не сумела победить в Англии, так