Книга Деревня на голгофе летопись коммунистической эпохи: от 1917 до 1967 г. - Тихон Козьмич Чугунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю деревню, целиком!..
Так проводилась «сплошная коллективизация». Крестьян по одиночке, группами или целыми деревнями загоняли в колхоз или в лагерь…
СУДЬБА РАСКУЛАЧЕННЫХ РАСКУЛАЧЕННЫЕ В ЛАГЕРЕ
Встреча с эшелоном на Урале
В этот период мне пришлось побывать на Северном Урале, в той области, куда ссылали раскулаченных.
Однажды зимой мы с местным учителем ехали полем. Навстречу двигалась огромная колонна: мужчины, женщины, старики, дети.
Оборванные, истощённые, со страдальческими лицами. Плелись, едва передвигая ноги по глубокому снегу. За ними на санях везли сумочки с их жалкими пожитками. Кавалерийский отряд НКВД конвоировал эту колонну.
— Это раскулаченные, — пояснил мой спутник, когда колонна прошла мимо. — Их высадили с поезда на ближайшей станции, более 100 километров отсюда, и теперь гонят в леса, на лесозаготовки. Приведут их сейчас в лес, выбросят их пожитки на снег, под деревьями. Чтобы не замёрзнуть, эти люди должны будут сразу же развести костры, нарубить деревьев и построить какой-нибудь барак для себя: жилья для них никто не приготовил… Потом они целыми днями будут работать в лесу, на лесозаготовках, а ночевать — в этих самодельных бараках. Теперь такие группы раскулаченных прибывают к нам в ссылку беспрерывно, изо всех уголков Советского Союза.
— А в вашей области тоже раскулачивают?
— Да, начинается и у нас, — вздохнул мой спутник. — Но наших раскулаченных направляют не в здешние леса, а в другие: на Дальний Восток, подальше от родных краёв…
Булочник — нищий…
Там же, в пермяцкой деревне, встретил я ссыльного старика. Он ходил по дворам, нищенствовал.
Приглашённый к обеду, нищий снял с себя сумочку, осторожно присел к углу стола и рассказал о своей судьбе. Он — раскулаченный, из Кромского района, Орловской области.
— До революции, при царе, злодеев ссылали на каторгу: разбойников, воров, убийц. А теперь?! Меня вот, к примеру, только за то сослали, что пекарню имел. «Злодейством», стало быть, занимался: людей булками кормил, — с горькой усмешкой пытался шутить старик…
А у самого — слезы на глазах. И голос дрожит от глубокой, кровной обиды.
— Вот за такое–то «злодейство» и попал я на каторгу, голуби мои, — продолжал он свою горькую исповедь. — Работать в лесу уже больше не могу: стар стал, совсем обессилел. А из лагеря все–же не отпускают. И вот днём я подаяние собираю (благо, что тут колхозов пока ещё нет!), а к вечеру опять в лесной барак обязан возвращаться: приказ начальства — строгий!…
Пообедавши жадно, наспех, старик поблагодарил, надел сумочку и, кряхтя, поплёлся, горемыка, по деревне дальше…
Отец и сын
В другой пермяцкой деревушке на Северном Урале повстречался я с молодым учителем. Он доверчиво рассказал о причинах, которые забросили его так далеко.
Окончив педагогический институт в столице, он приехал сюда, в лесную глушь, в область ссыльных, с намерением помочь своему отцу, Отец его, раскулаченный крестьянин, отбывал свою ссылку в лагере, в ближайшем лесу, в нескольких километрах от той деревни, где работал сын–учитель.
Учитель многократно просил учреждения НКВД: дать ему отца на поруки, разрешить ссыльному старику жить не в лесном бараке, а в деревне, вместе с сыном. Но НКВД ему в этом категорически отказал, хотя работать в лесу старик уже не мог.
Сын не оставил отца на произвол судьбы и всячески помогал ему: добывал продукты, одежду, обувь и отправлял в лесной барак. В воскресенье он привозил отца к себе в гости.
Впоследствии я узнал, что, уезжая на летние каникулы, учитель снабдил отца документами, деньгами и увёз из ссылки…
РАСКУЛАЧЕННЫЕ В ДЕРЕВНЕ
Смерть у порога…
Не всех раскулаченных отправляли в ссылку. Нередко семьи раскулаченных разъединяли. Главу семьи с женой ссылали в лагерь, а стариков и детей из семьи раскулаченного просто выбрасывали из дома на улицу и оставляли на произвол судьбы: «Пущай дохнут…»
Мне рассказывали о судьбе старика–изгоя. При коллективизации сына раскулачили и отправили в Сибирь, а отца выбросили на улицу и замкнули дом. Старик пешком отправился в дальний город, к другому сыну, который был коммунистом и служил там.
Невестка, увидя пришедшего старика, всполошилась: если только узнают, что её муж — сын раскулаченного, то мужа выбросят из партии, уволят со службы и, наверное, тоже отправят в ссылку. Поэтому она сразу же выпроводила старика из своей квартиры, не давши ему даже возможности повидаться с сыном.
— Уходи куда хочешь!.. Не губи нас…
Убитый горем, старик поплёлся назад, в свою деревню. Пришёл ночью. Улёгся на крылечке, у порога своего опечатанного дома. Наутро его нашли мёртвым…
ДЕТИ РАСКУЛАЧЕННЫХ
Осенью, под яблоней…
Однажды вечером, среди собравшихся соседей из рабочего посёлка, начались воспоминания о тяжёлых временах коллективизации и раскулачивания.
Девушка–работница, до того всегде молчаливая и скрытная, волнуясь, начала рассказ о своей судьбе:
— Я тоже из раскулаченных… Наша деревня недалёко от Брянска расположена, около имения Великого князя Михаила Романова. Вот началась коллективизация, и стали загонять мужиков в колхозы. Приехала милиция, отца раскулачили. Забрали отца и мать, бросили на подводу, в Сибирь отправили… А мы с братишкой ничего не знали и не слыхали: были в это время в школе. Нас не забрали. Мне тогда было двенадцать лет, братишке — десять. Пришли мы из школы. Куда деваться?! Осень, холодно. А дом наш забит… Переночевали мы в нашем саду: под яблоней, раздетые стояли… Замёрзли. Дрожали от холода и плакали всю ночь… Под утро, когда светать стало, побрели мы из своей деревни, от своего дома, куда глаза глядят… — Потом бродяжничали по миру… Что с нами было?! Какого горя нам хлебнуть пришлось?! Нет, я этого рассказать не в силах…
Хлынул поток слез, и рыдания оборвали исповедь девушки…
Опухший изгой
На улицах одного большого города, в годы коллективизации, я видел малолетнего изгоя из раскулаченной семьи.
Мальчик–подросток притащился из своей деревни в соседний большой город B поисках куска хлеба. Он был весь уродливо опухший от голода, словно больной водянкой. Встретившиеся горожане растолковали ему, что они тоже голодают и помочь ему не могут. Но они показали ему городской детский дом и посоветовали немедленно идти туда: может быть, его там примут, и он сможет спастись от неминуемой голодной смерти.
В глазах мальчика, полных отчаяния, мелькнула искра надежды, и
