Книга Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг. - Сергей Михайлович Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Например, когда в одной из областей Швеции вспыхнуло антиреформационное восстание (1529), король отправил жителям соседней области письмо, в котором среди прочего говорилось: «Король изумлён, что подданные, начавшие мятеж, так легко и скоро забыли, сколько бедствий Швеция претерпела от междоусобиц… Король просит эстъетов [жителей области Эстеръётланд] приложить все усилия, чтобы мятеж не перерос во всеобщую усобицу, от которой более всего пострадают они сами. „Мы все — шведы, единый народ: нет нужды убивать и грабить друг друга“ [так!]. Монарх вновь готов выслушать претензии в свой адрес. Как и на предыдущих собраниях народных представителей, он вполне согласен мирно, без кровопролития отречься от трона, если риксрод [аристократический государственный совет] и народ изберут лучшего правителя. Потому нет нужды поднимать восстание, если добрые люди недовольны королём или его нововведениями. А если добрые люди считают новые проповеди и другие евангелические новшества нехристианскими и вредными, дело можно поправить иными средствами, нежели внутренняя смута и кровопролитие» (пересказ А. Д. Щеглова)[149].
Понятно, что стиль послания во многом продиктован критической ситуацией. Понятно, что Густав Васа был первым королём новой династии. Но всё же невозможно представить такой дискурс в посланиях не то что современника этого события Василия III, но и жившего почти столетие спустя основателя новой династии московских монархов, пришедшего, как и Густав, к власти после смуты Михаила Романова.
В Дании с переменным успехом шла борьба за преобладание между выборными королями и знатью. В 1523 г. дворяне, горожане и крестьяне свергли авторитарного Кристиана II. В 1536 г. король Кристиан III добился отмены права дворянства поднимать восстание против королевской власти. Отныне государь мог сам избирать наследника при жизни, но всё равно датская корона не переходила по наследству автоматически. Роль дворянства в управлении страной оставалась исключительно большой (некоторые историки даже называют период с 1536 по 1660 г. «дворяновластием»), вторым столпом центральной политической власти, наряду с королём, являлся аристократический государственный совет. Он официально избирал короля, вводил налоги, принимал участие в обсуждении вопросов войны и мира; совместно с королём совет образовывал верховный суд страны. Существовал в Дании и сословно-представительный орган — ригсдаг, — но собирался редко.
В 1222 г. король Венгрии Андраш II под давлением знати был вынужден издать Золотую буллу, в которой утверждалось право баронов и прелатов на вооружённое сопротивление королевской власти в случае, если она нарушит их права и свободы. Право это официально существовало до 1687 г. С 1437 г. в Венгрии действовали ежегодные Государственные собрания, в которых участвовали представители высшей аристократии, дворянства, духовенства, а с 1445 г. — и горожан. Государственные собрания утверждали законы, вотировали налоги, избирали королей, ведали вопросами войны и мира, вершили верховный суд. Сословно-представительная монархия существовала и в Чехии. Сейм, где заседали паны (высшая аристократия), дворяне (шляхта) и горожане, собирался ежегодно, а иногда и чаще. С ним короли обсуждали все важнейшие вопросы жизни государства, прежде всего введение налогов. Юридически король полностью зависел от сословий. В 1526 г. королём Венгрии и Чехии стал правитель Австрии Фердинанд Габсбург, который предпринял серьёзные меры для усиления своей власти в обоих королевствах. «Но всё же принципы дуалистического управления… остались неприкосновенными. Фердинанд заставил оппозицию перейти в оборону, но не ослабил противоречий между сословиями, с одной стороны, и королевской властью — с другой»[150].
В Польше уже к XIV в. в каждом из княжеств-земель, вошедших в королевство, практически все административные и судебные должности находились в руках представителей местной элиты. Эта практика была юридически закреплена Кошицким привилеем 1374 г., освобождавшим, кроме того, население княжеств-земель от подавляющего большинства государственных налогов и повинностей. С конца XV — начала XVI в. складывается политическая модель «шляхетской демократии», где королевская власть настолько слаба, что современные историки даже величают её «аномалией… на европейском фоне»[151]. Король не мог созвать шляхетское ополчение, принять новые законы, ввести новые пошлины и налоги без согласия вального (общепольского) сейма, на котором заседали только представители дворянства (шляхты). На местах власть принадлежала провинциальным шляхетским собраниям (сеймикам). Шляхта получила привилегии, «какими не обладало дворянство ни одной другой страны»[152]: она освобождалась от каких бы то ни было материальных обязательств в отношении государства (за исключением выплаты небольшого налога на землю); гарантировалась неприкосновенность имущества и личности шляхтича; шляхта имела монопольное право владеть землёй и занимать государственные и церковные должности и т. д.
В ближайшем соседе России — Великом княжестве Литовском, находившемся в унии с Польшей и почти на девять десятых состоявшем из западнорусских земель, — сильная великокняжеская власть сочеталась с федеративным устройством страны. Каждая земля имела внутреннюю автономию, закрепляемую специальным великокняжеским «привилеем» с набором нерушимых прав: только местная аристократия могла «держать волости и городки»; великий князь обязывался безвинно не отнимать ни у кого имений и не вызывать никого на суд за пределы земли; военнослужащие землевладельцы каждой области составляли особые ополчения со своими особыми полками под руководством местных воевод и т. д. Среди прочего важно отметить обещание не принуждать местных жителей к переселению в какой-либо другой регион страны. В Литовском статуте 1529 г. великий князь обязался «сохранить за всей шляхтой, княжатами, панами хоруговными и всеми простыми боярами, мещанами и их людьми свободы и вольности, данные им как нашими предками, так и нами». Государственный совет при великом князе (рада) состоял из крупнейших землевладельцев и наместников областей, представлявших в центре интересы провинций. Бальный сейм, собиравшийся нерегулярно, был, как и в Польше, полностью шляхетским по составу. Он избирал великого князя, решал вопросы войны и мира, вотировал налоги.
Южнославянские земли в рассматриваемый период находились под властью Османской империи, но накануне падения независимости и в Сербии, и в Болгарии мы видим сильную земельную аристократию, с которой еле-еле справляются монархи. Могущественное боярство, перманентно конфликтующее с сюзеренами, присуще и для вассальных Турции княжеств Валахии и Молдовы.
Европейский контекст: выводы
Итак, мы обозрели всю Европу и не увидели там ничего хотя бы отдалённо напоминающего московское самодержавие. Если обобщить приведённый выше материал, то можно заметить, что практически во всех европейских странах (за исключением немногочисленных республик) есть две политические силы — монархия и сословия. Отношения между ними противоречивы: они и сотрудничают, и борются друг с другом. Но борьба не отменяет сотрудничества — даже если одна из сторон одерживает верх, она не уничтожает противника до конца.