Книга Смерть в губернском театре - Игорь Евдокимов

костюмы, женские платья, летние и зимние наряды.

– Какой ужас, – протянула Бетси. – Боюсь это на себя натянуть, даже на полчаса… Отвернись!

Она пошла вдоль рядов одежды, скользя рукой по платьям, пока не скрылась из виду. Раздался шелест снимаемого платья. Павел подавил в себе желание обернуться. Вдруг Бетси взвизгнула.

– Что такое? – рванулся к ней Руднев.

Актриса стояла посреди вешалок, у ее ног валялось зеленое платье. Мелко дрожа, Елизавета пятилась от него, словно от змеи.

– На нем… – пробормотала она. – Кажется, на нем кровь!

Павел поднес лампу поближе. Действительно, на ткани виднелись красные разводы, смахивающие на запекшуюся кровь.

– Может, бутафория? – неуверенно предположил он.

– Мне показалось, что оно новее, чем весь остальной хлам, – дрожащим голосом пояснила Бетси. – Но, когда я взяла его, оно… Хрустнуло! Это не бутафорская кровь!

– И платье знакомое… – прошептал Павел, присмотревшись. – Ну-ка, пойдем!

– Что, вот так?!

И Павел первый раз заметил, что Бетси застыла перед ним практически в неглиже, если не считать корсета и нижней юбки. Он смущенно отвернулся, снял сюртук и, не глядя, протянул актрисе.

– Накинь, пожалуйста, но нам правда нужно идти.

На выходе их ждал неприятный сюрприз. Руднев толкнул дверь, но она отказалась открываться.

– Да что такое? – удивленно вопросил учитель и налег посильнее. Дверь по-прежнему не поддавалась. А снаружи раздался звук бьющегося стекла.

– Эй! – крикнул Павел. – Кто там? Помогите открыть дверь!

Ответа не последовало. Вместо него щель сквозь щель под дверью пробились отблески пугающего красного света. От нехорошего предчувствия у Павла похолодели руки, а сердце будто ухнуло куда-то вниз.

– Что это? – испуганно спросила из-за спины Бетси.

– Пожалуй, лучше тебе об этом не знать… – пробормотал Руднев и с удвоенной силой навалился на дверь. Когда не помогло и это, он принялся бить ногой туда, где должен был располагаться замок. Дверь жалобно скрипела, вздрагивала, но не поддавалась. Сквозь щель потянуло запахом гари.

– Нас что, пытаются сжечь?! – вскрикнула Бетси.

– Боюсь, что так! – процедил сквозь зубы Павел. – Отойди, пожалуйста, с дороги.

Он отошел назад, взял разбег и со всей силы врезался в дверь плечом. Та крякнула и чуть приоткрылась. Окрыленный успехом, Руднев начал бить в нее снова и снова, пока дверь с треском не распахнулась. Павел на вылетел следом и ударился в противоположную стену. Увиденное в коридоре его не обрадовало. У стены валялась разбитая керосиновая лампа. Язычки пламени охватили пол и уже начали забираться вверх по стенам. Выбежавшая следом Елизавета испуганно всхлипнула.

– Бетси, срочно за Прянишниковым! – решительно сказал учитель. – Нам нужны пожарные. А пока они едут – ведра с водой.

Они побежали по коридору в противоположную сторону от пожара. Однако стоило им завернуть за угол, как они столкнулись со спешащим навстречу Константином Черкасовым. Тот удивленно взглянул на раскрасневшегося Руднева и полураздетую Бетси.

– Дружище, я рад тебя видеть! – не дал ему опомниться Павел. – Боюсь, у нас тут небольшой пожар. Зато я знаю, кто убийца!

– Я тоже, – ответил Константин. – Только давай сначала потушим огонь, ладно?

Глава двенадцатая

«Истинный убийца»

К счастью для Павла и Константина, пламя не успело толком разгореться. Перепуганный пожаром в любимом детище, Митрофан Федорович развил бурную деятельность, подключив официантов и всю имеющуюся в ресторане глубокую посуду к тушению огня. Он хотел было подтянуть еще и актеров, но Черкасов не дал этого сделать. Тех, кто не присутствовал в трагический день репетиции, отпустили по домам, а оставшиеся остались в обеденном зале под бдительным присмотром двух городовых. Несмотря на это, пожар удалось потушить еще до приезда пожарной команды. Константин попросил Руднева и Прянишникова побыть с актерами, а сам куда-то исчез. Вернулся он несколько часов спустя в сопровождении Гороховского.

История заканчивалась там же, где и началась – в зале театра. На сцене собрались все участники драмы, к которым присоединились пристав Богородицкий и Семен Васильевич Василисов. В театр также попытался пройти Шалыгин, но чиновник особых поручений презрительно зыркнул в его сторону и бросил, что в услугах помощника пристава они не нуждаются. И как ни старался укорить себя за это Константин, вид растерянного Игнатия Ивановича доставил ему беспримерное удовольствие.

Труппа разделилась. Прянишников, его актеры и примкнувший к ним Руднев, так и не сменивший перепачканную сажей одежду, расселись на принесенных стульях. Еще трое расположились поодаль. Гороховский мрачной тучей нависал над Марьей. Девушку держала за руку мать, кидающая гневные взгляды на полицейских. Присутствовавшие как-то незаметно расположились полукругом, а в центре внимания оказался Черкасов.

– Итак, Константин Андреевич, – обратился к нему чиновник особых поручений. – Полагаю, на этот раз вы уверены в своих выводах и готовы неопровержимо доказать нам, что девица Остапова является той самой убийцей, за коей все это время охотилась полиция?

– Да, Семен Васильевич, на этот раз результаты несомненны, – со всей возможной уверенностью ответил коллежский регистратор. – Я прошу у присутствующих прощения за те несколько часов ожидания, что вам пришлось провести, но они были необходимы для того, чтобы закончить расследование. И, если позволите, я продемонстрирую ход моих мыслей и приведу необходимые доказательства.

– Доказательства?! – фыркнула Аграфена Игоревна. – Да как вам вообще могло взбрести в голову такое? Моя дочь никого не убивала! Зачем ей это вообще?! Скажи им, Марья!

Но девушка лишь понурилась и покачала головой.

– Действительно, вопрос «Зачем?» оставался главным на протяжении всего следствия, – подтвердил Черкасов. – И ответ на него мне удалось получить лишь этим утром, когда я отправился в погоню за вашим щенком. Не сомневаюсь, что мы смогли бы найти улики и доказать причастность Марьи в любом случае, но это значительно упростило нам задачу. Так вот, отвечая на ваш вопрос… К концу расследования вы и Бетси… То есть, простите, Елизавета Михайловна… Практически в открытую обвиняли в убийстве друг друга. Что забавно, основной версией оставалось театральное соперничество. Костышева полагала, что вы расчищаете дорогу своей дочери. Вы – что сама Елизавета избавилась от соперницы. По сути, вы, не сговариваясь, решили, что мотивом является ревность. И это действительно так. Только ревность не к театральному успеху, а ревность любовная.

– Что?! – пораженно вскричала Аграфена Игоревна.

– Как?! – вторила ей Бетси.

– Очень просто. Сегодня утром щенок Марьи привел меня на лесную поляну за домом…

При этих словах дочь Остаповой шумно вздохнула и побледнела пуще прежнего.

– Где мне открылась несколько пугающая картина. Своего рода алтарь, на котором Марья хранила дорогие сердцу предметы. А именно – любовные записки, написанные Родионом Герасимовичем Суриным!

– Чушь! – аж подскочил на месте молодой актер. – Я ничего подобного не