Книга Любовь упрямцев - Дениза Алистер

— Я рад, что ты догадливая девочка. — Адам приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо. — Ты придумала для меня очень удобный способ затащить тебя в постель. Значит, и в следующий раз действуем так же: побег, я среди ночи как сумасшедший гоняюсь за тобой, потом благополучно возвращаемся и я соблазняю беглянку.

— Но ты же беспокоился обо мне, правда? Почему?

— Потому что вся эта ситуация сводит меня с ума. Потому что я хочу тебя. А еще потому, что у меня, наверное, совсем нет гордости.

Горькая усмешка тронула его губы.

— Гордость? Какое отношение имеет гордость ко всему этому?

— Давай обойдемся без дискуссии на весьма щепетильную тему. Признаться, мне вообще не до разговоров. — И Адам приник к ее губам горячим, нетерпеливым поцелуем, вложив в него всю свою тоску и страсть. Разгоряченный страстью, он прижимался к Селме своим напряженным, сгоравшим от нетерпения телом. — Я хочу сейчас только одного — целовать тебя с ног до головы и любить тебя. Но если ты не хочешь этого, то тебе лучше уйти в свою комнату.

И снова в привычный спор вступили разум и плоть. Впрочем, тих был голос ума: не торопись уступать желанию этого человека. И громко приказывало сердце: ну же, решайся!

Селма понимала: если она сейчас отодвинется, он ее отпустит. Можно встать и уйти. Гордый человек не хотел обладать той, которая отвергает его. Отвергает? Да она хочет его так, как никогда прежде не хотела, — ее тело стремилось к нему в мучительной тоске. Нестерпимо хотелось чувствовать каждой клеточкой прикосновение его рук и губ. Ведь рядом сейчас единственный в мире мужчина, способный разжечь в ней огонь страсти, заставить ее почувствовать неземное блаженство, вознесясь вместе с ней на вершины любви. Так хотелось целовать его тело и чувствовать, как оно содрогается от ее прикосновений.

— Ну же, Селма! Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы чувствовать твое желание. Мы оба страстно хотим друг друга и уже не в состоянии длить мучения последних дней. Это… невыносимо.

Селма кивнула, уткнувшись лицом в его грудь. Господи, неужели человек не понимает, что она и убежала-то посреди ночи, потому что больше не могла выносить пытку деланого равнодушия?

— Ты хоть поняла, что напугала меня до смерти?

— Извини.

Женщина почувствовала его руку на своей груди. Это легкое прикосновение вызвало горячую волну желания.

— Селма? — Сдавленный голос звучал уже нетерпеливо. — Скажи мне, что ты хочешь?

— Я хочу тебя, хочу тебя любить, хочу твоей любви, — сбивчиво заговорила она, отметая все сомнения. — Пусть уйдут прочь тоска и одиночество, страхи и недоверие.

— Как долго я ждал этого момента, как долго, — прошептал Адам и, уже не сдерживая себя, целовал ее с неистовой страстью, нежно лаская грудь.

— И я, — едва слышно промолвила женщина. Кровь бурлила в жилах, плоть пела от наслаждения. Селма полностью отдалась во власть своих ощущений, избавившись от оков, которые сдерживали ее последнее время. Сейчас забыто все на свете, кроме удивительного сильного мужчины, с которыми они составляют единое целое. Как прекрасна эта их магическая связь! Как ненасытно ее желание! Как пылок жар их обоюдной страсти!

— О, Адам… — И больше ничего, только движение тел, прерывистость дыханий, бешеный стук сердец, танец языков и нетерпение рук.

У него со стоном наслаждения вырвалось ее имя.

— Мне так тебя не хватало.

— Мне тоже тебя не хватало, — выдохнула Селма.

Их тела сомкнулись, и они вознеслись на вершину восторга, туда, где взрываются звезды тысячью сверкающих осколков, где страсть разливается на миллионы мельчайших ручейков, заполняющих каждую клеточку тела, пока не приходят медленное, томительное блаженство и необыкновенное удовлетворение.

Ласковым был его поцелуй. Губы коснулись ее глаз, щек.

— Ты плачешь, — произнес приглушенный голос. — Не надо, прошу тебя, не плачь.

— Это от счастья. Было так… прекрасно.

— Да, прекрасно.

Селма проснулась от утреннего солнца. В памяти медленно оживали события прошедшей ночи. Еще не отойдя от сна, ощутила легкость и покой удовлетворения во всем теле. И вспомнила все. Руки Адама, его сильный торс, ласку и трепетность поцелуев. Свою ответную ласку, смелевшую от минуты к минуте. Она быстро перевернулась и с улыбкой уткнулась в подушку. Может, это был сон?

Нет, не сон.

Она лежала в кровати Адама, где недавно торжествовала их любовь. Страстная, неистовая любовь. Селма протянула руку, желая дотронуться до него. Адама не было. Где же он?

Встал и, конечно, уже работает.

Так, значит, ночь любви позади? Солнце безжалостно высвечивает реалии нового дня. Селма закрыла глаза, но недавнее ощущение счастья не вернулось.

Что ж, посмотрим правде в глаза: мужчина получил то, что хотел. Эта горькая и, в общем, несправедливая мысль тем не менее вытеснила из головы воспоминание о недавнем наслаждении и блаженстве.

Да что в самом деле, разве ты сама не хотела того же? И да. И нет.

Молодая женщина резко села в постели и растерла ладонями лицо. Конечно, она хотела его. Безусловно, могла преспокойно уйти, но предпочла остаться. И, чего уж там, ей была подарена прекрасная ночь.

А дальше? Хочешь ты того или нет, а придется все-таки признать очевидное: прошлое не вернуть. Физическая любовь, какой бы сильной и желанной ни была, не решает существующей проблемы. Хвататься за обрывки былой любви — не значит вернуть любовь.

Да, она нестерпимо хотела этого мужчину. Но откровенная физиология его желания обижала, ей необходимо ощущать любовь к себе. Сейчас, в ярком свете нового дня, надо определить для себя, имеет ли любовь какое-нибудь отношение к тому, что произошло между ними прошедшей ночью?

О, будь ты наконец взрослой! Ночью была лишь встреча возжелавших друг друга тел, не более. Адам прав: мы просто нужны друг другу. Нужны для чего? Их обогревает всепоглощающая страсть. Естественно, страсть тел. Душа ни при чем. Уж кто-то, а Адам это понимает. Взрослый, умный Адам, который не любит рисковать.

И где сейчас герой сумасшедшей ночи? Работает. Что-нибудь, кроме работы, интересует вас, мистер Симмонс?

— Доброе утро, — промолвила Селма, переступив порог кабинета.

Симмонс поднял голову от машинки.

— Доброе утро. — Он ждал, что она еще скажет. Видимо, не хотел, чтобы слова и чувства затронули зияющую пустоту четырех лет порознь прожитой жизни.

И вот они смотрят друг на друга, два посторонних человека. Молодая женщина нервно кусает губы, лихорадочно пытаясь придумать, как разрядить обстановку. Сейчас бы пошутить, дать повод для улыбки, но ничто не шло на ум. Даже трудно понять, что она испытывает в данную минуту — злость, смущение, стыд?

Стыд? Но чего, собственно, ей стыдиться? Того, что проявила свои искренние чувства?