Книга Прозаические лэ - Елена Хаецкая

– Вы не в силах изменить свою внешность, госпожа, – сказал Гале, за что Азенор возненавидела его еще больше. – Это не в вашей власти, поэтому оставайтесь для него доброй женой, для моего бедного господина, и не навязывайте ему своего общества, если он почему-либо не захочет вас видеть.

– Я думаю, моего господина весьма огорчит лишняя дочь, – сказала Азенор прямо, видя, что Гале в силу своей ограниченности не понимает, о чем на самом деле идет речь. – Тем более, что она не похожа на остальных его дочерей.

– Родиться без изъяна – не порок, – сказал Гале.

– Беда не в том, что у Фриек нет изъяна, а в том, что у остальных дочерей сира Алена он имеется, – сказала дама Азенор. – И как бы он не заподозрил меня в неверности.

Гале пожал плечами:

– Я служу не вам, а ему, и мне безразлично, что случится с вами, если мой господин заподозрит вас в неверности.

– Разве он не будет сильно огорчен?

Гале поразмыслил и признал:

– Полагаю, да. Полагаю, лишняя дочь, да еще без изъяна, которую родила жена с изъяном неведомо от кого, сильно огорчит моего господина.

– Наконец-то ты начал меня понимать, – с облегчением произнесла дама Азенор. – И поэтому сделай вот что. Слугам прикажи, чтобы молчали, да припугни их хорошенько, как ты умеешь, а от лишней дочери придется избавиться.

– Каким образом? – спросил Гале.

Дама Азенор расплакалась и раскричалась:

– Будто ты сам не знаешь?

– Мне известны десятки способов избавиться от человека, – ответил Верный Гале. – Назовите ваш способ.

– Клянусь Господом, умершим за весь род человеческий! – воскликнула дама Азенор. – Отведи ее в дальний монастырь и отдай там в приют. Она обучена грязной работе по дому – в монастыре охотно ее примут.

– Это следовало сделать давно, – предупредил Гале, – когда девочка была слишком мала, чтобы назвать имена своих родителей – или, по крайней мере, матери. Сейчас же она выдаст вас – рано или поздно слухи дойдут до моего господина, и он будет весьма огорчен. А этого не хочет никто из нас.

– Ты слышал мое приказание, – повторила дама Азе-нор. – Отделайся от Фриек, да так, чтобы… чтобы носу ее здесь никогда больше не было!

Верный Гале ухмыльнулся и вышел.

Фриек спала в сарае, расстелив себе соломы; под головой у нее было полено, укрывалась она конской попоной, а согревалась собственным дыханием.

Гале ударил ее сапогом в бок.

– Вставай!

Фриек вскочила, как зверек, и метнулась в сторону, но Гале поймал ее за руку.

– Идем.

– Куда?

– Не вздумай убегать, – предупредил он.

– Это уж как мне захочется, – дерзко ответила Фриек.

Он потащил ее за собой. Они вышли из ворот, миновали поле, луг, углубились в чащу леса, и тут Гале запалил факел.

– Ты не видишь в темноте? – спросила Фриек.

– Не вижу, – ответил он. – Идем.

Они шли и шли, лес вокруг становился все гуще, но девочка не выказывала никаких признаков страха.

Наконец Гале остановился, воткнул факел в землю и, взяв Фриек за плечи, развернул ее к себе.

– А теперь выслушай меня, выслушай хорошенько. Все говорят, что ты лишняя, и так оно и есть. Раньше тебя терпели в доме, потому что господин мой был далеко и твое появление на свет не могло огорчить его: чего не знаешь, то тебя и не печалит. Но сейчас он возвращается, и при том прозревший. Будь он еще слеп, тебя можно было бы от него спрятать. Но ты похожа на свою мать – если бы у нее был нос, – и он сразу догадается, кто та, что произвела тебя на свет.

– Сир Ален вернул себе зрение? – сказала Фриек. – Вот так дела! Сердечно рада за него, хотя никогда прежде его не видывала. Говорили, будто он добрый рыцарь и что граф Жан любил его за храбрость.

– Так и есть, – нахмурился Гале. – Твоя мать приказала отвести тебя в монастырь и отдать там в приют, при условии, что ты никому не скажешь своего имени. Но не верится мне, чтобы девушка твоего происхождения в состоянии всю жизнь молчать о том, кто ее мать. Ведь там, в монастыре, тебя станут называть ублюдком и заставят чистить котлы, а то и попытаются выдать замуж за какого-нибудь урода. Нет, ты не смолчишь, и рано или поздно весть дойдет до моего господина, а такого я допустить не могу.

– Что же ты намерен делать, Гале? – спросила Фри-ек, переступая с ноги на ногу. – Говори скорее, я устала и спать хочу.

– Ты держишься как воин, Фриек, и я скажу тебе правду, – ответил Гале. – Я намерен убить тебя и закопать твое тело здесь, в лесу. Тебя никто не найдет, и правда никогда не станет известной.

– Что ж, – помолчав, сказала Фриек, – это поволчьи, то есть – честно. Я благодарна тебе за то, что не стал щадить меня глупой ложью.

Тогда он взял ее за волосы и отогнул ее голову назад, а правую руку с ножом занес над ее горлом.

А Фриек не опускала глаз и просто ждала.

Волк появился сначала в виде огромной тени, которая скользнула по стволам деревьев, потом вдруг рухнула на траву и наконец сжалась, втянулась в волчье тело, – и вот уже зверь взмыл в воздух и ударом обеих передних лап опрокинул Гале на траву. Еще мгновение – и Гале захлебнулся собственной кровью. Пальцы его крепко сжимали рукоять ножа, а волк стоял над его телом, широко расставив лапы, и торопливо вырывал куски плоти. Вся морда у него была окровавлена, хвост трясся, и он тихо, удовлетворенно рычал.

Фриек же села на корточки, разжала пальцы Гале и вынула нож. А потом устроилась рядом с телом, поджав под себя ноги, и смотрела, как волк насыщается.

Волк окончил трапезу, растянулся на траве и положил морду между лапами. Девочка подобралась поближе к нему и легла, прижимаясь к теплому волчьему боку.

Утром волк сказал ей:

– Тебе придется выкопать могилу. Сумеешь?

Фриек показала нож.

– Я сниму дерн, а потом разрою землю.

– Я помогу, – обещал волк.

И вдвоем они вырыли яму, в которую погрузили то, что осталось от Верного Гале.

– Что же дальше? – спросила Фриек. – Я не могу вернуться домой. Мать твердо решила от меня избавиться, и если она узнает, что я осталась жива, то повторит попытку. Не можем же мы съедать всех слуг сира Алена де Мезлоана, одного за другим! Эдак он вовсе останется без прислуги, а мне бы этого вовсе не хотелось – говорят, он хороший человек.

– Это так, – подтвердил волк. – Я знавал сира Алена, и ему под силу то, что оказалось не по зубам даже самым могущественным и самоуверенным сеньорам: он покорил сердце злой женщины. А теперь идем со мной, Фриек. Я заберу тебя к себе. Давно уже следовало это сделать, да раньше было несподручно: тебя бы начали искать и непременно нашли бы у меня, а это привело бы к разоблачению некоторых тайн. Теперь же все будут считать, что ты в монастыре или мертва, и никто искать тебя не станет.