Книга Властелин молний - Улисс Мур

Джулия скинула туфли, чтобы не испачкать пол.

Прошла на цыпочках в комнату, наугад выбрала одну из дверей, ведущих в другие помещения, и оказалась в кухне — в огромной кухне с красным потолком.

Все полки уставлены букетами сухих цветов, а возле батареи отопления стоит корзинка с ароматной лавандой. На длинной полке аккуратно расставлено множество книг по кулинарии.

Джулия вернулась в комнату, размышляя, что лучше — продолжить поиски или выйти на улицу, дать как следует этим братьям Флинт и отправиться на виллу «Арго».

Однако она открыла другую дверь и вошла в гостиную. В этой узкой комнате обои оказались сиреневые, а окна выше и уже, и на них висели льняные занавески. Вдоль трёх стен тут стояли книжные шкафы с аккуратнейшими рядами книг, выстроенными по высоте. Здесь тоже имелись две двери: одна приоткрыта, а другая распахнута в просторную ванную комнату, где виднелись раковина и зеркало в золочёной раме.

Бесшумно скользя в носках по натёртому полу, Джулия с волнением подошла к книжному шкафу.

День стоял светлый и тёплый. Обычный уличный шум и братья Флинт показались далёким воспоминанием.

И всё же Джулия чувствовала: что-то не так в этом весёлом и аккуратном доме.

Она стала рассматривать корешки книг в поисках записной книжки.

— Калипсо? — прозвучал вдруг слабый голос, и Джулия вздрогнула от неожиданности.

Голос прозвучал настолько тихо, словно прошелестела папиросная бумага. Однако этого оказалось достаточно, чтобы у Джулии побежали мурашки по спине.

— Калипсо, дорогая, это ты? — снова послышался дрожащий голос. — Вернулась?

Джулия задрожала. Она поняла, кто это говорит. Голос принадлежал престарелой маме Калипсо и доносился из-за приоткрытой двери, совсем рядом.

«Она услышала, как я вошла», — подумала Джулия, замерев и прислушавшись. Прошуршала простыня, скрипнул старый матрас. Потом послышался долгий вздох, и девочка заволновалась.

«Может быть, ей что-то нужно? — подумала Джулия, вспомнив, что престарелая мать Калипсо не встаёт с постели. — Может, позвала, думая, что…»

Джулия шагнула вперёд по блестящему полу и взялась за ручку приоткрытой двери. Слегка толкнув её, она увидела тумбочку с мраморной столешницей, часть большой кровати и свисающую с неё очень бледную руку.

— Калипсо! Дорогая моя? — снова произнёс слабый голос.

Сделав над собой усилие, Джулия заглянула чуть дальше и увидела крохотное, сплошь в морщинах лицо старой женщины, тонкие, редкие, белоснежные волосы и большие светло-голубые глаза.

Мать Калипсо лежала на кровати и была такой худой, что простыня, накрывавшая её, даже не смялась, а голова тонула в большой подушке и походила на набалдашник трости.

Джулия улыбнулась женщине.

— Я не Калипсо, госпожа… — сказала она. — Меня зовут Джулия. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Старушка еле заметно качнула головой. Голубые глаза её закрылись, потом вновь открылись, и на лице появилась мечтательная улыбка, как у человека, который вспомнил что-то очень приятное.

— А, мама, это ты! — произнесла старушка так просто, что стало страшно.

Джулия замерла. Мама Калипсо, видимо, перепутала всё на свете — не поняла, кто перед ней, забыла, сколько ей лет…

Старушка поднесла руку к губам, как делают дети, когда смущаются, и произнесла:

— Извини, мама. Я не хотела.

Джулия оглянулась, желая уйти, но не смогла даже шелохнуться.

— Мама, мне очень жаль, извини меня, — произнесла старушка. — Мне в самом деле очень неловко. — И начала всхлипывать.

Джулия не знала, что делать. Ей очень хотелось убежать, однако разговор этот, походивший на странный бред, не отпускал её, будто в какой-то игре, которая нисколько не нравилась, но вызывала жгучее любопытство.

— Я не хотела открывать эту дверь, мама… — заговорила старушка, снова закрывая глаза. — Знаю. Ты же предупредила меня, я знала, что не должна делать этого.

Джулия хотела зажать уши руками.

— Извини, мама…

И ещё:

— Я знаю, что тебе стоило большого труда поставить эту дверь.

О какой двери она говорит?

— Я знаю, что она опасна и всегда должна быть закрыта! — хныкала старушка, закрывая лицо рукой. Потом вдруг опустила руку и энергично покачала головой, отчего волосы её паутиной разлетелись по подушке. — Нет. Я ни с кем не разговаривала. Ни с кем! Клянусь тебе! Ни с кем, ни с кем, правда!

Джулия отступила на шаг. Это было уже слишком, она не могла больше слушать эту женщину.

— Видишь, я была умницей, верно? — продолжала мать Калипсо, лёжа в своей огромной кровати. — Не уходи! Мама! Иди сюда! Прочитай мне какую-нибудь историю.

Джулия хотела было мотнуть головой в знак отрицания, но от волнения не могла даже пошевелиться.

— Иди ко мне, мама! — настаивала старушка.

Ноги Джулии сами двинулись, и девочка, держась прямо, как манекен, подошла к кровати.

— Какую-нибудь красивую историю, мама, из тех, что сочиняет папа!

Джулия с трудом сдерживала волнение.

— Папины истории я всегда держу в тумбочке.

Слабый, тонкий голос старушки звучал требовательно, настойчиво.

— Открой тумбочку, мама.

Тумбочка была в нескольких шагах от Джулии.

— И возьми книжку.

Маленькая тумбочка с мраморной столешницей, на ней лампа с абажуром, не включённая. Джулия подошла, не понимая толком, почему повинуется и не в силах отказаться.

— Да, какую-нибудь красивую историю про путешествие, — продолжала старушка. — Из тех, какие я люблю. Про какое-нибудь замечательное путешествие… Очень жаль, мама, что мне ещё рано путешествовать. Потому что это опасно, конечно. — Мать Калипсо подняла прозрачную и необыкновенно худую, как у мумии, руку.

Потянулась к лицу Джулии.

Девочка открыла тумбочку.

— Какую-нибудь чудесную историю…

В тумбочке лежала книжка.

Записная книжка.

Книжка Мориса Моро.

— Прочитай мне историю про Умирающий город… — Старушка коснулась щеки Джулии, словно желая приласкать её.

Но вдруг старая женщина вся напряглась: рука, предплечье, морщинистое лицо стали как деревянные, а глаза словно превратились в холодные, стеклянные шарики.

Мягкое доброе лицо старушки вдруг исказил испуг.

— Ты не моя мама! — закричала мать Калипсо истошным голосом, широко раскрыв рот.

Джулия в испуге попятилась.

— Кто ты? Кто ты? — продолжала кричать мама Калипсо, и простыня на ней заколыхалась от учащённого дыхания.