Книга Моя тропа. Очерки о природе - Дмитрий Житенёв

Когда-то ругали охотников за то, что они выходят на охоту на медведя с современным крупнокалиберным карабином, а не с ножом, топором или с рогатиной. Как мне вдруг захотелось, чтобы такой вот «ругатель» шёл сейчас рядом со мной, шёл бы по следу вот этого самого шатуна, который после почти прямого хода вдруг начал петлять. А начинает он петлять тогда, когда почует преследование и готовится затаиться для прыжка. Хотел бы я посмотреть в этот момент на лицо такого поборника первобытных способов охоты! Да Бог с ними со всеми, всё равно не поймут.

Лучше так – патрон в патронник, курок на боевой взвод. Времени, в случае чего, не будет вовсе.

След привёл нас к Печоре. Берега у неё высокие, обрывистые, и течёт она как бы в трубе, в половодье не разливаясь совершенно. Полая вода то поднимается на несколько метров, то опускается, и река словно бы дышит. Она всё время подмывает деревья, их на берегу целые завалы. Местами не пробьёшься совсем.

К такому-то месту через чистый сухой бор мы вышли к обрыву над Печорой, и след повёл нас вправо вдоль берега, а потом свернул под прямым углом влево, вниз по обрыву к самой реке, в наваленные сосны, пихты, ели, черёмухи.

Вот незадача! Неужели ушёл всё-таки медведь на ту сторону? Однако мы разглядели сверху, что след идёт то вдоль кромки берега, то уходит в кусты или под стволы деревьев. Направление – вверх по реке.

Тишина стоит необыкновенная. Даже дизеля леспромхозовского не слышно. Только льдины на реке шуршат и позванивают, сталкиваясь.

Мы собрались и шёпотом стали совещаться. Что же делать?

Если медведь лёг где-нибудь в завале, то он рядом. Нас он едва ли слышал, потому что шли мы очень тихо, а на реке шуршит лёд.

Решили так. Саша с Виктором идут по-над обрывом и смотрят сверху, куда пошёл зверь. Я с Витей остаюсь на месте – вдруг он пойдёт обратным следом. Саша и Виктор должны идти до того места, с которого мы им ещё будем видны. Бор далеко просматривается – оранжевые сосны стоят редко. Если след всё ещё идёт вдоль берега, мы к ним подходим и всё начинаем снова. Если след оборвётся, но не пойдёт за реку, то значит, зверь лёг где-то рядом. Тогда Саша и я спускаемся к самому берегу и начинаем сходиться. Витя с Виктором идут поверху и нас подстраховывают, если медведь себя покажет, и мы начнём стрелять.

Саша и Виктор пошли…

Мы с Витей внимательно следим за товарищами, не выпуская из виду и завал возле воды. Метров через восемьдесят ребята останавливаются, подходят к краю обрыва, что-то высматривают. Проходят немного назад. Взяли ружья наизготовку! Как застучало сердце! Неужели увидели зверя? Нет! Машут нам. Значит, надо спускаться.

Ну, с Богом, как говорится!

Молча показываю направление Вите, а сам осторожно начинаю спускаться по обрыву рядом со следом. Витя серьёзен необычайно. Понимает важность момента. Да и все мы окончательно убедились, что зверь – вот он, совсем рядом, на расстоянии выстрела.

Медленно двигаюсь по следу, изгибаясь всем телом, чтобы не задеть ветку, не сломать сухой сучок, обидно будет, если медведь уйдёт, и в то же время копошится жалкая мыслишка: «Хоть бы он уже ушёл, хоть бы его тут не было». Уж больно неудобно стрелять. Чащá такая, что не развернёшься.

Всё внимание на след. Краем глаза посматриваю и в стороны, хотя ширина завала передо мной, где, может быть, лежит зверь, всего-то метров пять-семь.

Впереди замаячила крупная Сашина фигура. До него метров сорок. Где-то между нами зверь. Поднимаю руку, чтобы Саша меня увидел, и он мне отвечает тем же.

Нервы напряжены до предела. Такого со мной ещё не было. Слышу только стук своего сердца. Больше ничего!

В этот момент слева и впереди меня среди еловых веток что-то мелькает! Волной ударяет в голову кровь! Я вскидываю карабин и… вижу кукшу! Ох, ты, Господи! Напугала-то как!

Кукша бесшумно и плавно взлетает метрах в трёх на сучок и начинает внимательно меня разглядывать. То одним глазам, то другим. Ну что тебе, рыжая? Она распушилась и безмолвствует. Вид у неё такой, будто она только что видела медведя и теперь оценивает меня, сравнивая наши возможности.

А ну тебя, дурная птица!

Перевожу дыхание и снова двигаюсь вперёд. Саша уже совсем недалеко, метрах в двадцати. Я отлично вижу его недоумённое лицо. Почти до плечей он скрыт плотной кроной сваленной пихты. И вдруг я соображаю, что на этом маленьком расстоянии, которое нас разделяет, эта пихта – единственное место, где может и даже должен лечь медведь. Если он там, то мы уже рядом с ним! Но почему он не даёт о себе знать?

Показываю Саше стволом карабина на эту пихту. Он понимающе кивает головой и изготавливается к стрельбе. До пихты метров десять… Пять… Никаких признаков зверя.

Я наклоняюсь, становлюсь чуть ли не на колени и, почти уперев дуло карабина в пихтовые лапы, стараюсь высмотреть медведя сквозь чащу понизу.

Вот тебе на! В том месте, где вершина пихты упёрлась в склон обрыва, я вижу под ней широко обтаявшую лёжку.

Медведь ушёл!

Напряжение спадает. Я выпрямляюсь и говорю Саше:

– Ушёл.

– Куда он мог уйти? – Саша всё ещё не верит. – Я всё везде просмотрел. С моей стороны следа нет.

Он спрашивает у двух Вить, которые стоят над нами:

– Нет выходного?

– Да нету же, нет ничего, – отвечают те почти одновременно.

И тут я вижу, что след уходит в реку. А это значит, что медведь стряхивает куржак и снег с кустов уже на той стороне. Саше этот след не был виден сверху.

Оба Вити спускаются к нам. Мы обследуем лёжку, выясняем, что зверь лежал, судя по всему, здесь долго и ушёл, наверняка, только тогда, когда нас услышал. Сходимся на том, что это произошло, когда мы совещались, стоя на обрыве. Он бы в этом месте, возможно, и зазимовал, не спугни мы его. Место подходящее, пихта очень плотная. Её завалило бы снегом на метр. Вот тебе и берлога.

Ну и ладно! Не больно-то и хотелось! Хоть поволновались – и то хорошо.

Мы, конечно, немного хорохоримся, начинаем разряжать ружья, готовить костерок, чтобы накипятить чайку перед обратной дорогой.

– Ну-ка, товарищ начальник, – говорит мне Витя, – прочисть ствол. Пальни.

Я выбираю прогал между деревьями и кустами на реку, ловлю на мушку небольшую сверкающую льдинку, которую крутит водоворотом, и жму на спуск… Щелчок! А выстрела нет! Осечка!

Я поворачиваюсь к ребятам и вижу их лица. На них написано всё.

– А если бы был медведь? – спрашивает Саша, не глядя на меня.

Воображение начинает рисовать мне картинку за картинкой. Передёрнуть затвор после осечки я, конечно же, не успел бы.

Эх, да что тут говорить!

Я оттягиваю курок и снова выцеливаю льдинку. Грохот выстрела, ледяные брызги, эхо от противоположного берега.