Книга Блондинка? Брюнетка? Рыжая! - Ким Лоренс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты имеешь в виду? — она непонимающе посмотрела на мужа.
— Уверен, мама не может видеть меня и не вспоминать о Райфе. У него уже никогда не будет детей. Должно быть, подобные мысли ее больно ранят.
— Знаешь, а ведь если бы Райф сейчас был жив, мы бы не встретились, ты бы не сидел у моей постели, не волновался о нашем малыше… — прошептала Эрин.
— Нет, мы бы обязательно когда-нибудь встретились, в этом я не сомневаюсь, — заверил супругу Франческо.
— Но у нас не было бы такой безумной, поспешной, замечательной свадьбы, милый.
— Пожалуй, в этом ты права, — согласился он. — И знаешь, я предпочитаю жить в той реальности, где ты — моя жена и будущая мать моего ребенка.
— «Я, моя, мое» — порой мне нравится, как ты это произносишь, — улыбнулась Эрин.
Эрин очнулась от тяжелого сна. Она лежала и ждала, когда ее сердце перестанет биться так часто. Образы ночного кошмара непроизвольно всплывали перед ее мысленным взором. Она повернула тяжелую голову и всмотрелась в циферблат настольных часов. Было начало второго. В палате слабо светил ночник.
Эрин приподнялась на локтях и взбила подушку.
— Надеюсь, это только сон, — пробормотала она себе под нос.
— Больничные кровати плохо приспособлены для сна, — услышала она и невольно вздрогнула.
— Что ты здесь делаешь посреди ночи?
— Я уходил, — улыбнулся Франческо.
— Уходил, но…
— Прости, Эрин, я не хотел тебя будить, — сказал он, поднимаясь из кресла и подходя к кровати.
— Что происходит, Франческо? — спросила Эрин.
Он лишь провел рукой по ее влажному, потному лбу.
— Франческо, — сурово обратилась она к мужу, — не держи меня за идиотку! Ты сторожишь меня, так ведь? Ты мне не доверяешь?
Он продолжал молчать.
— Можешь не беспокоиться, я ни на минуту не забываю о ребенке, он для меня важнее всего. Ты ведь не думаешь, что я представляю угрозу для собственного малыша? Все эти предосторожности, вроде дежурства у моей постели и найма нянечек, я считаю совершенно излишними…
— Ты закончила? — улыбнулся Франческо.
— Ты считаешь меня плохой матерью, Франческо? — спросила Эрин, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.
— Более подходящей матери для моего ребенка я и представить не могу, родная. И мне даже в голову не приходила мысль о том, что ты можешь причинить ему вред. Прости, если заставил тебя так думать.
— Но ты сам сказал, будто я очень нервная и меня необходимо постоянно контролировать. Разве ты имел в виду не то, что мои волнения не полезны для малыша?
— На самом деле я боюсь за тебя, милая. Во всех промахах ты привыкла винить только себя. В этом мы похожи. Своим самобичеванием мы скорее усугубляем проблемы, нежели их решаем. Меня очень пугает твоя склонность к уединению. Когда ты предоставлена самой себе, твои страхи и подозрения беспрепятственно заполняют все твое сознание. Поэтому я предпочитаю находиться рядом.
— Тебя не просто понять, Франческо, — покачала головой Эрин.
— Помнишь, ты обвинила меня в эгоизме. Мне бы очень не хотелось соглашаться с этим, но, боюсь, ты совершенно права. До сих пор я думал о тебе лишь как о собственной жене, части меня, а не как об отдельном человеке с отличным от моего мнением. Знаешь, если бы я изначально принял все особенности Райфа вместо того, чтобы отождествлять его с собой, я бы намного раньше догадался, куда его могут привести переживания. Но я был уверен, что мы абсолютно одинаковы, и эта ошибка стала роковой.
— Ты продолжаешь думать, будто можешь все держать под контролем?
— Это заблуждение у нас с тобой общее, Эрин.
— Сдается мне, я совершенно тебя не знаю, Франческо, — прошептала она.
— Спрашивай, о чем хочешь, я открою тебе любой секрет.
— Это какая-то уловка, милый? — рассмеялась Эрин.
— Спорим, после двадцати лет брака я сделаюсь самым скучным и предсказуемым человеком.
— Ты оптимист. Двадцать лет — это огромный срок, в течение которого может приключиться что угодно.
— А мне этот срок представляется одним днем, любимая. Засыпай, Эрин.
Эрин покинула больницу на вертолете.
Вертолет приземлился в аэропорту на площадке для особо важных персон. С борта вертолета супруги перешли на борт частного самолета, принадлежащего семье Романелли.
Эрин очень жалела о том, что пока не научилась по-настоящему наслаждаться роскошью. Она пробормотала:
— Я чувствую себя членом королевской семьи или звездой Голливуда. — Девушка удобно устроилась в кожаном кресле и огляделась вокруг.
— Сегодня ты выглядишь волшебно, любовь моя, — восхищенно произнес Франческо.
И это было правдой, потому что новое шелковое платье цвета фиалок подчеркивало необычную красоту Эрин. Ее кожа сияла, волосы блестели на солнце, а глаза были наполнены таким светом, что при взгляде на жену голова Франческо кружилась, а сердце сладко замирало.
— Мы вместе, и это настоящее счастье! — прошептал он.
В полете Эрин попросила чаю, а через некоторое время выпила вторую чашку.
— Почему бы тебе не поспать? — предложил ей муж.
— Я боюсь засыпать, — призналась она. — После этого падения с лестницы меня одолевают кошмары. Я постоянно просыпаюсь в страхе за жизнь ребенка.
Франческо озадаченно посмотрел на супругу, но предпочел промолчать, предоставив ей возможность выговориться.
— Я понимаю, это всего лишь сны, но все, что касается нашего малыша, кажется мне невероятно важным.
— Но твое беспокойство и бессонница повредят ему куда больше, чем дурные сны, — предположил Франческо. — Предлагаю тебе вздремнуть, но помни, милая, что я рядом. Тебе нечего бояться.
— Ничего не получится, дорогой, — покачала головой Эрин.
— Ты же даже не пробовала!
— Не получится… Если ты не поцелуешь меня, — улыбнулась она.
— Поцелую, потому что я очень люблю твои губы. У тебя самые сочные и желанные губы, любимая, — объявил Франческо и нежно ее поцеловал.
— Теперь я уверена, сон будет сладким.
— Безусловно…
Но для самого Франческо одного поцелуя оказалось мало. Он ласкал лицо Эрин губами, царапая ее нежную кожу своей щетиной. Когда девушка в очередной раз поежилась, Франческо произнес:
— Мне действительно нужно побриться, — он попытался встать из кресла, но Эрин его удержала.
— Постой, — попросила она, — не уходи. Я хочу поговорить с тобой.
— Это так срочно? Давай поговорим, когда вернемся домой, — предложил Франческо.