Книга Египтянин - Мика Валтари

ты со своим войском не уйдешь из Газы и он не сможет запереть за вами ворота и править здесь как фараон.

– Во имя Сета и всех злых духов! – воскликнул Хоремхеб. – Как я могу уйти, если из Египта не прибыли корабли с подкреплением, оружием и провиантом, чтобы мне начать поход в Яффу. До тех пор стены Газы – моя единственная защита, и если я покину их, то подвергну опасности все, чего только что достиг.

С сомнением я проговорил:

– Может быть, я осчастливил бы Роду, вскрыв ему череп, и таким образом попробовал бы излечить его. В нынешнем своем состоянии он терпит великие муки, к тому же его придется привязать к постели. Иначе он повредит или себя, или тебя.

Но Хоремхеб не захотел, чтобы вскрывали череп самому прославленному герою Египта, ибо это послужило бы к умалению и его собственной славы – если бы Роду умер, а я не мог поручиться за его жизнь. Вскрытие черепа – дело ненадежное и опасное. Поэтому Хоремхеб просто отправил меня к Роду, и с помощью многих крепких людей мне удалось привязать его к постели и напоить его снотворным снадобьем. Но глаза его продолжали гореть зеленым огнем, наподобие звериных, в полумраке комнаты, он извивался, и на губах его выступала пена ярости, когда он кричал мне:

– Разве я не военачальник в Газе, ты, Хоремхебов шакал?! Я теперь вспомнил – у меня в подвале темницы сидит один сирийский шпион, я сунул его туда перед приходом твоего хозяина! Я просто забыл в спешке повесить его вниз головой! Но теперь я понял – это он, коварный злоумышленник, виноват в пропаже четырехсот ослиных подхвостников! Приведите его ко мне, и я вытрясу их из него. Приведите скорее, чтобы мне заснуть спокойно!

Он буйствовал и кричал об этом сирийце так долго, что мне наконец надоело, и, велев зажечь факел, я спустился в подземелье крепости, где, прикованные цепями к стене и после смерти изглоданные крысами, лежали тела арестантов. Стражем темницы был слепой старик, потерявший зрение оттого, что всю жизнь провел в подземелье Газы, и научившийся передвигаться по запутанным переходам без огня. Я спросил его о сирийском шпионе, взятом в плен перед самым концом осады, но он поклялся, что не знает такого, и принялся уверять, что все пленники давным-давно поумирали – после того, как, призвав их раз на допрос, Роду распорядился не давать им пищи и воды. Но я довольно разбираюсь в людях, чтобы усомниться в правдивости слов старика. Поэтому я стал настаивать и пригрозил ему наказанием. Тогда он упал на лицо свое и запричитал:

– Помилуй меня, господин, всю жизнь я верой служил Египту и ради Египта пытал пленников и отнимал у них еду. Но этот шпион совсем особенный, язык его устроен иначе, и заливается он соловьем. Он сулил мне великое богатство, если я буду кормить его и сохраню ему жизнь до прибытия Хоремхеба, и еще он обещал вернуть мне зрение, потому что он тоже был слепым и один великий врачеватель вылечил его глаз, и он сказал, что приведет меня к этому великому врачевателю, чтобы тот сделал и меня зрячим и я мог жить в городе среди людей и наслаждаться богатством. Ведь этот пленник уже должен мне больше двух миллионов дебенов золота за хлеб и воду, которые я носил ему. И вот я не сказал ему, что осада закончилась и что Хоремхеб прибыл в Газу, – чтобы он задолжал мне еще больше за те хлеб и воду, которые я буду носить ему каждый день. А он хотел, чтобы я тайком провел его к Хоремхебу, как только тот прибудет, и уверял меня, что его тотчас освободят и наградят золотой цепью. И я верил ему, потому что против его языка нельзя устоять. Но я собирался повести его к Хоремхебу попозже, когда он станет мне должен ровно три миллиона дебенов. Это круглая цифра, и мне легче запомнить ее и удержать в голове.

Пока он говорил, колени мои начали дрожать, а сердце растопилось и сделалось как вода в моей груди, потому что я чувствовал, что знаю, о ком он говорил. Но я взял себя в руки и сказал:

– Старик, такого количества золота нет во всем Египте с Сирией вместе. Из твоих слов я заключаю, что этот человек – большой обманщик и заслуживает примерного наказания. Немедленно веди меня к нему и моли всех своих богов, чтобы с ним не приключилось какого-нибудь несчастья, ибо ты отвечаешь за него своей слепой головой!

Отчаянно воя и взывая к Амону, старик повел меня в дальний конец перехода к норе, которую он завалил камнем, чтобы люди Роду не нашли ее. Осветив факелом эту дыру, я увидел прикованного к стене человека в порванном сирийском платье, с израненной спиной и кожей, свисавшей складками с живота к самым коленям. Одна глазница его была пустой, а другим глазом он моргал и всматривался в меня, прикрываясь рукою от резкого света, причинявшего ему боль после недель пребывания в темноте. Он сказал:

– Ты ли это, господин мой Синухе? Благословен день, приведший тебя ко мне! Теперь поспеши распорядиться, чтобы сюда привели кузнецов расковать эти цепи, и принеси мне кувшин вина – оно поможет мне забыть о моих страданиях, и еще вели рабам омыть меня и умастить лучшим маслом, ибо я привык к удобствам и роскоши, а эти грубые камни стерли мне всю кожу на заду! Также я не стану возражать, если ты распорядишься приготовить мне мягкое ложе и прислать парочку девственниц из храма Иштар, – как видишь, мой живот теперь не помеха в любовных делах, хоть я за несколько дней успел съесть хлеба на два миллиона дебенов – хочешь верь, хочешь не верь!

– Каптах, Каптах! – простонал я, опускаясь рядом с ним на колени и обнимая его искусанные крысами плечи. – Ты неисправим! А в Фивах говорили, что ты умер, но я не верил, – по-моему, ты не можешь умереть, и лучшее этому подтверждение то, что я нахожу тебя в этой норе, среди мертвецов, живым и невредимым! Хотя каждый из них, умерших здесь в цепях, был куда почтеннее и любезнее богам, чем ты! Как я рад, что нашел тебя живым!

Каптах ответил:

– А ты такой же пустой болтун, каким и был, господин мой Синухе! Не говори мне о богах – в своих несчастьях я взывал ко всем богам, каких только знаю, вавилонским и хеттским в том числе, и ни один не