Книга Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

Здесь! Конвой резко остановился, и сопровождающие указали на дверь второстепенных покоев, где я поселила бы не слишком важного гостя. Но что поделать, если мои комнаты понадобились Октавиану.

— Заходите.

Хармиона, Ирас, Мардиан и я вошли внутрь.

— Одежду, постельное белье и еду вам пришлют.

Двери за нами затворились.

В комнате имелись четыре маленькие кровати или, скорее, кушетки, умывальник, светильник на треноге и окошко, недавно забранное решеткой, так что в помещении пока не выветрился запах сверленого камня и горячего металла. За окном виднелось крыло дворца, который еще утром — сегодня утром! — был моим.

Хармиона несла мои письменные принадлежности. Когда я спросила ее о судьбоносной корзине, она сокрушенно покачала головой.

— Прошу прощения, госпожа, но она осталась там. И сундук тоже.

Еще один удар. У меня отобрали даже это!

Спустя несколько минут в нашу комнату доставили короба с одеждой и постельным бельем, а также хлеб и фрукты. В своем упрямстве я хотела отказаться и от этого, но мне было необходимо сменить рваное окровавленное одеяние. Я позволила Ирас снять его, а Хармиона вытерла мое тело влажной тряпицей. Вода в тазике порозовела, окрашенная кровью Антония. Хармиона выплеснула ее за окно.

— А сейчас… — Она закутала меня в какой-то простой халат. — Отдыхать.

Я легла, хотя знала, что заснуть не смогу. Снаружи доносились голоса пирующих солдат.

Это продолжалось всю ночь.

Рано поутру, не постучавшись и не спросив разрешения войти, в комнату ввалился стражник. Я резко выпрямилась — этому следовало положить конец.

— Требую встречи с императором! — заявила я. — Немедленно!

Солдат растерялся.

— Император целый день занят, — пробормотал он. — Сначала у него намечено посещение гробницы Александра, потом встреча с чиновниками казначейства…

Итак, он намерен игнорировать меня. Хочет втоптать царицу в пыль, причинить как можно больше боли?

— Скажи, пусть отложит посещение Александра — он из своей гробницы никуда не денется. Подождет императора, тот побывает у него позже. А мне нужно поговорить насчет похорон Антония. Это очень важно!

Мардиан и женщины молча взирали на меня и прислушивались.

— Императора осаждают желающие заняться похоронами Антония, — заявил римлянин. — Восточные цари, его родня в Риме — все претендуют на эту честь.

Интересно, почему они уклонились от чести послужить ему при жизни, когда он в этом нуждался?

— Мне и только мне принадлежит право похоронить его, — настаивала я. — Разве я не его жена и не царица?

— Я передам твою просьбу императору, — ответил римлянин с таким видом, словно речь шла о чем-то незначительном.

— И мои дети? Что с моими детьми?

— Их надежно охраняют.

— Они живы? С ними все в порядке?

— Да.

— Ты клянешься?

— Честью императора, — сказал солдат. — Ни один волос не упал с их голов.

— Могу я их увидеть?

— Я спрошу об этом.

Увы, я пала так низко, что о праве похоронить собственного мужа и об участи собственных детей вынуждена узнавать через посредника.

— Чем же занят император, если не может встретиться со мной прямо сейчас или в ближайшее время?

— Он осматривает сокровища, изъятые из мавзолея. Надлежит составить их опись.

— Разумеется.

Разумеется, ничто не отвлечет Октавиана от подсчета награбленного.

— Но там находится нечто более драгоценное — тело моего мужа.

— Уверяю тебя, к покойному отнесутся с должным почтением.

Первый день моего заточения тянулся медленно. Отчасти то, что я оказалась в строгом заключении, пришлось кстати: я была так раздавлена и так слаба, что могла только лежать на кровати или сидеть у окна. Но со мной оставались преданные друзья, и я сумела выплакаться, выспаться и собраться с духом.

От Октавиана ответа не поступило. Лишь с приходом темноты нам принесли поднос с ужином.

Моим тюремщикам, видимо, доставляло удовольствие являться без предупреждения. Прежде чем рассвело, появился тот же самый римский командир, громко распахнув дверь.

— Госпожа! — крикнул он, склонясь над моей кроватью.

— Нет нужды так кричать, — заметила я. — Я не сплю. Но раз пришел, зажги мою лампу.

Он явился с горящим факелом.

— Хорошо.

Римлянин с готовностью повернулся и выполнил мою просьбу. Похоже, этот грубый солдат был не злым, а просто невоспитанным.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Корнелий Долабелла. Я знаю императора много лет и служу с ним с последней кампании. — Он повесил лампу на треногу. — Рад сообщить, что мой командир милостиво согласился удовлетворить твое прошение. Ты можешь заняться приготовлениями к похоронам Антония и провести их по своему усмотрению. Кроме того, тебя переведут в более удобные покои. Со всеми вопросами и пожеланиями обращайся к одному из его наиболее доверенных и уважаемых вольноотпущенников по имени Эпафродит.

Эпафродит! Не странно ли, что у Октавиана имеется доверенный слуга с тем же именем, что и у меня? А ведь это имя раньше приносило мне удачу — может быть, так будет и теперь.

— Я искренне благодарна императору.

— Он сказал, что в расходах ты не должна себя ограничивать.

— Император весьма щедр.

Он и мог не скупиться — к его услугам имелась моя казна.

Похороны Антония… что могу я написать о них? Что они были величественными, как и подобает похоронам царя? Да, его погребли со всеми мыслимыми почестями, торжественно, роскошно, с блеском и пышностью, когда-то считавшимися оскорблением старинных римских добродетелей, но соответствовавшими его воле. Тело везли в золотом гробу на массивном раззолоченном катафалке. Погребальное шествие было многолюдным, за катафалком шли плакальщики, процессия вышагивала под медленные и торжественные похоронные гимны — как печальная пародия на шествие Диониса, имевшее место в этом городе всего три дня назад. Те же флейты, барабаны, цимбалы — только мелодии теперь исполнялись совсем другие. И маршрут тот же — от дворцовых садов и через весь город, давая покойному возможность попрощаться с ним. Вот Мусейон… Гимнасион… храм Сераписа… широкая Канопская дорога… гробница Александра… и снова дворец, где мы некогда были счастливы.

Затем гроб внесли в мавзолей. Там его дожидался гранитный саркофаг со снятой крышкой. Тяжелый гроб подняли, поместили внутрь, крышка с тяжелым печальным стуком скользнула на место, и саркофаг закрылся намертво. Я преклонила колени, возложила на него гирлянду и, по обычаю фараонов, припала к холодному граниту, шепча: