Книга Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

неприсоединения", которое когда-то было политическим фактором, с которым приходилось считаться, фактически прекратило свое существование. Без биполярного противостояния двух миров - Востока и Запада - Третьему миру больше не с чем было не солидаризироваться.

В целом, в третьем мире Советский Союз энергично продвигался в односторонней дипломатической деятельности, в разрешении конфликтов и в совместных мерах по обеспечению безопасности, включая, в частности, "большую коалицию", предоставившую мандат ООН в войне в Персидском заливе для изгнания Ирака из Кувейта.

Было бы ошибкой рассматривать более эффектные советские шаги, такие как уход из Афганистана, как просто советское отступление, отказ от дорогостоящего и бесперспективного участия в Афганистане, Никарагуа, Анголе, Эфиопии и Мозамбике. Это был один из элементов картины, но только один. Существовал гораздо более широкий и глубокий переход от идеологически мотивированной привязанности к нескольким странам к широкой нормализации экономических и политических отношений по всему миру, в странах третьего мира, в Восточной Азии, в Восточной Европе и в Западной Европе. Еще более значительным был параллельный и перекрывающийся переход от геополитических и геостратегических привязанностей, сделанных в рамках стратегии конфронтации с Западом, к нормализации отношений, основанных на желании сотрудничать с Соединенными Штатами и другими бывшими противниками времен холодной войны.

Американская роль по отношению к советской переориентации и широкой перенастройке своей роли в третьем мире была в основном реактивной. Меры, предпринятые в рамках доктрины Рейгана в целом, были продолжены и увенчались успехом: уход советских войск из Афганистана, уход вьетнамцев из Камбоджи, уход кубинцев из Анголы и Эфиопии, что в конечном итоге в ряде случаев привело к падению этих правительств (в Афганистане и Эфиопии), или их объединению в коалиции (Камбоджа), или поражению на выборах (Никарагуа). Но повстанцы не приходили к власти, за исключением Афганистана, где разгорелась новая гражданская война между победителями. Избрание лидера ярой оппозиции в Никарагуа привело не к победе контрас, а к "национальному примирению" с сандинистами и контрас. Режим в Анголе отказался от своего марксизма-ленинизма, но после свободных выборов остался у власти, хотя и столкнулся с вооруженным повстанческим движением. Доктрина Рейгана была направлена на намеченную цель - советскую политику экспансии в Третьем мире, но этой цели больше не было. Брежневская политика избирательного оппортунистического экспансионизма была отменена еще до прихода Рейгана к власти. Остаточное советское участие было отвергнуто и ликвидировано в рамках доктрины Горбачева - и, более того, почти наверняка было бы ликвидировано, даже если бы доктрина Бигана никогда не была принята.

Американский ответ на горбачевскую переориентацию советской политики был реактивным, осторожно ободряющим, но настороженным. Секретарь Шульц, а позже президент Буш и секретарь Бейкер, в конце концов, признали и приветствовали революцию в политике Горбачева в отношении стран третьего мира (и мира в целом). Но это была постепенная и осторожная реакция, не всеми приветствуемая в Вашингтоне. Невероятно, но уже в 1990 году внутреннее руководство по обороне администрации Буша не признавало никаких изменений в советских "фундаментальных целях" в Третьем мире. Конечно, другие члены администрации (директор ЦРУ Уильям Вебстер и секретарь Джеймс Бейкер) не разделяли упрямой приверженности министра обороны Ричарда Чейни и заместителя советника СНБ Роберта Гейтса "советской угрозе". Но администрация медлила полностью принять характер горбачевской революции, повлиявшей на внешнюю политику в мире, а также на советско-американские отношения. Советская поддержка возглавляемой американцами войны в Персидском заливе против Ирака в 1991 году стала последним доказательством.

Таким образом, можно сказать, что если доктрина Рейгана, в ее собственных терминах, победила, то доктрина Горбачева не менее победоносна, с более далеко идущими последствиями: не просто расчистка некоторых полей сражений холодной войны, а окончание холодной войны. Доктрина Горбачева представляла собой изменение политики и результатов деятельности, по собственному выбору отказавшись от глобальной конфронтации с Соединенными Штатами, в пользу политики, основанной на безопасности на основе сотрудничества и нормализации отношений с другими странами. К концу горбачевской (и советской) эпохи Советский Союз и Соединенные Штаты действительно стали глобальными партнерами в такой степени, которая была немыслима всего несколько лет назад.

 

ВЫВОДЫ

 

Оглядываясь назад: Холодная война в ретроспективе

 

Фундаментальной основополагающей причиной холодной войны было убеждение как Советского Союза, так и Соединенных Штатов в неизбежности конфронтации, навязанной историей. Советские лидеры верили, что коммунизм в конечном итоге восторжествует в мире и что Советский Союз является авангардным социалистическо-коммунистическим государством. Они также считали, что "империалистические" державы исторически обязаны проводить враждебный курс против них. Со своей стороны, американские и другие лидеры Vestem полагали, что Советский Союз намерен укреплять свою мощь и проводить экспансионистскую политику всеми доступными средствами, чтобы добиться коммунистического мира под руководством Совета. Каждая сторона считала, что существование другой стороны вынуждает ее вступать в конкуренцию с нулевой суммой, и каждая рассматривала разворачивающуюся историю "холодной войны" как подтверждение своих взглядов.

Преобладающая точка зрения была ошибочной в приписывании Кремлю генерального плана, в убеждении, что коммунистическая идеология побуждает советских лидеров расширять свою власть, в преувеличении возможностей коммунистов по подрыву Свободной империи, и в том, что советские официальные лица рассматривали военную силу в качестве конечного средства. Но Запад не ошибался, полагая, что советские лидеры были привержены исторически обусловленной борьбе между двумя мирами, пока, в конце концов, их мир не восторжествует. Конечно, другие мотивы и интересы, включая национальные цели, институциональные интересы и даже личные психологические соображения, играли свою роль. Однако эти влияния, скорее, усиливали идеологическую основу, чем ослабляли ее. Более того, действия каждой стороны в достаточной степени соответствовали идеологическим ожиданиям другой стороны, чтобы поддерживать их соответствующие мировоззрения в течение многих лет.

В рамках идеологического конфликта американцы и Советы вели холодную войну как геополитическую борьбу, более реалистично основанную на традиционной политике баланса сил, чем на борьбе мировых классов или глобальной теории сдерживания и устрашения. Если идеология была единственным, что двигало сверхдержавами в холодной войне, то почему конфликт рассматривается как возникший из пепла мировой войны Jl, а не как проистекающий из Октябрьской революции 1917 года? Ответ очевиден. В 1917 году и в течение последующих двадцати пяти лет Советский Союз был относительно слаб и являлся лишь одной из нескольких великих держав в многополярном мире. Однако к концу Второй мировой войны Германия и Япония были разгромлены, Британия, Франция и Китай ослаблены, а огромный Советский Союз, хотя и намного слабее Соединенных Штатов, представлял беспрецедентную угрозу благодаря своим огромным армиям и их присутствию в Центральной Европе. В этих условиях утверждение Иосифом Сталиным в 1946 и 1947 годах разделения мира на два противоборствующих лагеря выглядело более реальным и угрожающим, чем