Книга Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

— Смотри, куда они направляются, — шепнул Мардиан.

Я увидела группу римлян начальственного вида, решительно шагавших прямо к нам. Здесь ли Октавиан?

Нет. Прошли годы после нашей последней встречи, но его я бы узнала. Октавиана не было.

Один из командиров отделился от прочих и подошел к дверям. Это был высокий мужчина, судя по знакам различия командир среднего ранга.

Он подходил все ближе, пока почти не уткнулся в решетку. Я видела большой загорелый нос и крупные пятна пота на лбу. Потом послышался стук.

Он стучал в дверь рукоятью меча.

— Царица Клеопатра! — прокричал он так громко, что у меня зазвенело в ушах. — Выходи и сдавайся!

Сила и близость его голоса были удивительны. Но я не отвечала — не могла обрести собственный голос. Да и нужно ли мне общаться с внешним миром?

— Мы знаем, что он мертв. У нас меч, переданный его телохранителем. Тот самый, которым он убил себя.

Я увидела блеск клинка и сразу узнала его. Лезвие было покрыто кровью.

Во мне вскипела чистая, клокочущая ярость. Этот меч должен принадлежать Антиллу или Александру, но никак не злорадствующему врагу.

— Отдай меч мне! — потребовала я. — Не смей осквернять его своим прикосновением.

Получив ответ, какого не ожидал, римлянин в удивлении отшатнулся и пробормотал:

— Я так и сделаю, когда ты откроешь двери.

— Этому не бывать! Я умру здесь, и мои сокровища погибнут вместе со мной. Твой господин хорошо помнит мое обещание. Я дала ему возможность предотвратить это, но он ею не воспользовался. Теперь ему придется поплатиться — сокровища Птолемеев развеются в дыму, как жертва богам! — кричала я сквозь решетку, удивляясь невесть откуда взявшимся силам.

— Насчет моего императора ты не права, — возразил римлянин. — Не следует приписывать ему жестокость и жадность. Он приказал ни в коем случае не причинять тебе вреда и не давать повредить себе.

— Конечно, ведь он хочет сохранить меня в целости, чтобы провести по улицам Рима во время своего триумфа. Не выйдет!

Я не допущу, чтобы меня откармливали и украшали, словно предназначенное на заклание жертвенное животное.

— Нет! Нет! Он желает тебе только добра. Дай ему возможность доказать чистоту его намерений.

— Кто ты такой? — спросила я.

— Меня зовут Гай Прокулей.

Прокулей? Антоний говорил, что с этим человеком можно иметь дело. Но почему?

— Мне доводилось слышать о тебе, — осторожно промолвила я.

— Что именно?

— Что ты достоин доверия.

Увы, Антоний слишком часто доверял людям, доверия не заслуживающим.

— Благодарю тебя за эти слова.

— Если ты и впрямь честный человек, передай своему господину мое непременное условие: пусть он возведет на трон Египта одного из моих сыновей, Цезариона или Александра, по его усмотрению, и гарантирует безопасность остальным детям. Если он так сделает, он получит и сокровища, и меня — пусть везет, куда ему вздумается.

На самом деле повторять судьбу Арсинои я не собиралась ни в коем случае, но сокровища вполне стоили наследия и безопасности моих детей. Ну а в триумфальном шествии Октавиана хватит и моей статуи.

— Он желает тебе добра, — настаивал Прокулей.

— Он желает получить мои сокровища, вот и все, — отрезала я. — Передай ему, что он должен сделать для получения их, и я не буду противиться.

— Доверься ему! — убеждал Прокулей. — Ты не представляешь всей меры великодушия императора. Дай ему возможность проявить его.

— Уже поздно, — сказала я. — Передай мои требования. Или, клянусь всем святым, мои сокровища охватит такое пламя, что его зарево позволит Октавиану читать без лампы.

Он быстро поклонился и ушел, сжимая меч. Меч, при виде которого мне хотелось открыть дверь и схватить его.

— Ну и представление, — промолвил Мардиан.

— Ох, Мардиан, — простонала я, бессильно опускаясь на холодный пол, — это безнадежно. Я не могу им верить, что бы они ни обещали. Я буду здесь узницей на те недолгие дни, пока остаюсь в живых. Как бы ни ответил на мои требования Октавиан, я должна уничтожить все, включая себя.

Я проиграла. Даже если он пообещает передать трон моим детям, я ничем не могу обеспечить выполнение обещания. Единственное, что у меня оставалось, — возможность уничтожить сокровища. Мне хотелось сделать это прямо сейчас. Мои опасения развеялись. Зачем мне жить дальше — чтобы увидеть еще один рассвет этого нечистого мира?

— Ну, а если Октавиан явится сам, ты ему поверишь? — спросил Мардиан.

— Нет. Это притворство. Он пообещает что угодно, лишь бы прибрать к рукам драгоценности. Я бы и сама на его месте так поступила. Я понимаю его, как он понимает меня.

Антоний, будучи человеком благородным, никогда по-настоящему не понимал нас — он был слеплен из иного, более чистого материала.

— Для меня нет другого выхода, кроме смерти: пока я жива, горечь и позор поражения неизбывны.

Снаружи стало темнеть. Мы зажгли лампы, предусмотрительно принесенные с собой вместе с вином и фруктами. Продержаться внутри можно довольно долго. В дрожащем свете мой взор обратился к лестнице: я почти надеялась, почти ожидала увидеть спускающегося по ступеням Антония. Его самого или его тень?

Мардиан проследил за моим взглядом и коснулся моей руки.

— Не надо. Ты не должна подниматься туда.

— Только на мгновение.

— Не в темноте. Не сейчас.

Наш разговор был прерван каким-то шевелением снаружи. Послышался стук в дверь. Я встала и направилась на звук. В свете факелов я разглядела, что на сей раз к решетке прижимается новое лицо.

— Я хочу говорить с царицей.

— Кто ты такой?

— Мое имя Корнелий Галл.

Галл. Сочинитель виршей и командир, утвердившийся в Киренаике после дезертирства войск Скарпа.

На сей раз они прислали ко мне военачальника высокого ранга.

— А, знаменитый полководец Галл, — проговорила я. — Ты, наверное, хочешь почитать стихи. Уже написал какую-нибудь оду по случаю взятия Александрии?

— Оставь злые речи, госпожа, — сказал он. — Я пришел с миром. Октавиан, мой и твой благородный друг, протягивает тебе братскую руку…

— Может быть, он твой друг, но никак не мой, — перебила я.

— Ты заблуждаешься на его счет…

И так далее, и так далее. Слова лились рекой — пустые заверения в добрых намерениях. Ничего конкретного. Просто слова, призванные усыпить мою бдительность.

А потом… сейчас… Как это случилось, причем так быстро, мне теперь не воспроизвести. Я была занята пустым разговором через решетку, выслушивала вкрадчивые обманные слова, пока не решила положить конец беседе. Я слишком устала, и ноги у меня болели.