Книга Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе - Джон Брехэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это гунн, Росс. Вы видите его?
Росс теперь смотрел через свой фонарь.
– Да, я вижу его, босс, отправьте его к чертям.
Что я и сделал.
Запах кордита заполнил самолет, когда я выдал длинную очередь из всех пушек. Я мог видеть снаряды, попадавшие в фюзеляж и крылья врага, но он перешел в пикирование, оставляя позади себя дымный шлейф. Я последовал за ним, выпустив другую очередь. Было большое количество искр, когда мои снаряды и 7,7-мм пули ударялись о его обшивку. Он продолжал пикировать в облака, в которых я потерял его. Сильная вспышка света на земле, которая превратилась в устойчивое пламя, показала нам конец этой истории. Росс и я были уверены, что сбили его, но это было трудно доказать. Я не знал, где находился, и, поскольку наша рация не работала, не мог получить свое точное местоположение от «GCI».
Росс оценил нашу позицию как удаленную примерно на 110 км к востоку-северо-востоку от Уэст-Маллинга, и я взял курс домой. Я решил еще раз попытаться связаться по радио, когда подлетел ближе, и смог получить слабый ответ из центра управления полетами в Уэст-Маллинге. В 8 километрах от базы прием стал громким и четким. Спустя 5 минут мы были на земле, докладывая о своем успехе «шпиону» Гамильтону. Операторы «GCI», которые управляли нами после взлета, были взволнованы, когда мы пропали в воздухе. По карте они увидели, что мы ушли из их сектора, и боялись, что мы можем пересечься с ночными истребителями из Хансдона с бедственными результатами для кого-нибудь из нас. Росс и я поняли, что вели себя по-дурацки. Вероятно, мы вызвали такой беспорядок в секторе Хансдона, что часть немцев прошла через него. Наша оценка места, где наша жертва потерпела крах, оказалась почти правильной. Обломки «хейнкеля» были найдены на земле, но истребители Хансдона сообщили о самолете, сбитом в том же самом районе. Это было в их секторе, так что и победа досталась им. В тот момент мы с Россом испытали огорчение, но понимали, что браконьерствовали. Мы получили урок и должны были удовлетвориться своим собственным убеждением в победе.
В конце июня мы получили замечательную новость о том, что Росс награжден медалью «За летные боевые заслуги». Это, естественно, повлекло за собой череду празднований, и бедный старина Росс отсутствовал в течение множества дней. Я летал с его другом, флайт-сержантом Грегори, по прозвищу Стикс.[75] Какое-то время Грегори был барабанщиком в оркестре Деброя Сомерса,[76] благодаря чему и получил свое прозвище. С самого начала мне понравилась его веселость, и в течение нескольких дней, когда Росс праздновал, я обнаружил, что Стикс был гораздо выше среднего в деле использования бортового радара.
Иногда мы, к сожалению, перехватывали наши собственные бомбардировщики на их пути к целям в Германии или оккупированных ею странах и обратно. Эти самолеты во время пересечения нашей береговой линии ошибочно принимались за немецкие бомбардировщики. Однажды ночью Дэйв Хемфри вошел в барак на стоянке, радостно потирая руки, и объявил о том, что, вероятно, сбил «дорнье». Мы собрались вокруг, чтобы выслушать его доклад Гамильтону. После длительного преследования по бортовому радару он заметил прямо над облаками самолет, приблизился к нему, открыл огонь и увидел, как тот задымился и спикировал в облака. Поскольку Дэйв не видел, как самолет упал, он сообщил только о вероятной победе. Приблизительно через тридцать минут над Уэст-Маллингом сделал круг и приземлился бомбардировщик «хемпден». Его экипаж отправился с рапортом к нашему офицеру разведки, явно будучи чем-то сильно разгневан. Оказалось, они были обстреляны «бью» и оторвались от него, лишь спикировав в облака. Никто не пострадал, но их самолет был сильно поврежден. Осмотр показал, что в фюзеляже застряли британские пули, но Дэйв сумел убедить командование в том, что в тот момент, когда бомбардировщик был атакован, он находился достаточно далеко. Конечно же от волнения было нетрудно ошибиться с определением принадлежности самолета, и именно поэтому экипажи ночных истребителей совершили несколько ошибок.
Росс и я были обстреляны бомбардировщиком «веллингтон». Случилось это светлой лунной ночью, и оператор «GCI» направил нас к «привидению», сообщив, что не уверен в его принадлежности. Установив радарный контакт, мы осторожно приближались. Я увидел самолет в тот же самый миг, когда и он заметил нас. Ночь была настолько ясной и прозрачной, что мы без труда идентифицировали его как дружественный. Но я подошел слишком близко, что не могло вызвать симпатию у его экипажа, и хвостовой стрелок «приветствовал» нас прицельной очередью. Услышав неприятный грохочущий звук, когда пули врезались в мой самолет, я резко отвернул вправо и спросил Росса, все ли у него в порядке. Он сказал, что в порядке, и, поскольку с нами, казалось, ничего серьезного не произошло, мы продолжили патрулирование. Я все еще мог видеть «веллингтон», поворачивавший к северу, когда внизу под ним, на побережье около Дувра, появилась масса маленьких огней, вероятно вызванных зажигательными бомбами. Я связался с наземным оператором и сообщил, что мы перехватили «веллингтон» и были обстреляны. Оператор ответил, что самолет, вероятно, вражеский, поскольку сбросил бомбы, и попросил, чтобы мы снова приблизились и опознали его. Вскоре мы опять восстановили контакт, и, когда я приблизился, на сей раз гораздо более осторожно, мы подтвердили, что это «веллингтон». Я вызвал операторов «GCI» и сказал:
– Это определенно дружественный самолет.
Но, тем не менее, они не были убеждены в этом из-за его очевидно враждебных действий. Так что я решил следовать за ним возможно дольше, чтобы увидеть, куда он направляется. Возможно, чтобы ввести нас в заблуждение, немцы могли использовать захваченный «веллингтон», но это было сомнительно. Самолет тем временем пересек устье Темзы, направляясь на север, и начал снижаться. Стало ясно, что он собирается приземлиться на аэродроме в Норфолке. Я снова отвернул и, уведомив «GCI», направился домой.
Наш механик обнаружил в фюзеляже между местом Росса и моей кабиной шесть пулевых пробоин. Одна пуля застряла в нагрудном ранце парашюта Росса, который он положил на стойку рядом со своим сиденьем. Дружественный нам бомбардировщик, конечно, был очень необщительным парнем. Мы попросили, чтобы наш «шпион» попробовал отыскать нашего обидчика, и на следующий день история прояснилась. «Веллингтон» взлетел из Мархема, в Норфолке, для того чтобы подвергнуть бомбежке Булонь. Экипаж сбился с курса и принял Дувр за свою цель. К счастью, их бомбы упали в поле и сожгли лишь стога сена. Однако члены экипажа утверждали, что их атаковал «Юнкерс-88» и они подбили его. Я испытывал желание послать им «поздравительное» сообщение, но понял, что это будет лишний мусор, так как они и так уже должны были быть далеки от популярности на собственной базе.
Однажды лунной ночью командир нашей авиастанции Чарльз Уиддоус вылетел на патрулирование с одним из наших сержантов радиооператоров. Нам позвонил оператор «GCI», чтобы сообщить, что направляется к «привидению». Мы надеялись, что это окажется немец и что он собьет его. Несколько минут спустя оператор «GCI» информировал нас, что он подбит ответным огнем «Юнкерс-88», но возвращается обратно на базу. Мы собрались около стоянки, чтобы приветствовать его и выяснить, что произошло. Когда он заруливал, мы увидели, что хвостовой аварийный люк радиооператора открыт. Командир выключил двигатели и выбрался наружу. На его одежде была кровь – он получил легкую рану в ногу. Затем он заметил открытый хвостовой люк и то, что его радиооператор отсутствует. Это, должно быть, стало для него шоком, как и для нас. О подробностях произошедшего мы услышали позже. Над Ла-Маншем они были направлены к «привидению» и идентифицировали его как «Юнкерс-88». Уиддоус и немецкий экипаж увидели друг друга в одно и то же время. Они открыли огонь тоже почти одновременно. «Юнкерс-88» получил попадания, но его задний бортстрелок успел выпустить точную ответную очередь. Она повредила радиооборудование в кабине пилота, осколок пули или кусочек металла самолета ранил Уиддоуса в ногу. Он выполнил энергичный маневр ухода из-под огня и потерял врага из виду. Затем он обнаружил, что не может связаться со своим радиооператором и ни с одной из наземных станций. Он не знал, серьезно поврежден его самолет и был ли его радиооператор ранен, но решил вернуться на базу. Появившись над аэродромом, он привлек внимание офицера управления полетами, пролетев над командно-диспетчерским пунктом на малой высоте и покачивая крыльями.