Книга Прежде чем он согрешит - Блейк Пирс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Простите меня, отец, ибо я согрешил».
«В каком грехе вы бы хотели признаться?» – спросил Коул.
«Я… я даже не знаю. Думаю, это называется идолопоклонство, но с примесью насилия».
«Расскажите о каждом», – сказал Коул.
На самом деле в это мгновение он пытался разобрать и вспомнить, кому принадлежал голос говорившего, но он казался незнакомым.
«И слава Богу», – подумал он.
«Мне больше нравятся люди, чем Бог, – сказал мужчина. – Я знаю, что должен искать мир и утешение в Боге, но… мне проще доверять и поклоняться тому, что я вижу. Людям. Плоти. Я стремлюсь к ним и возвеличиваю их выше Бога. Это плохо?»
«Нет, раз вы сами это понимаете, – ответил Коул. – Скажите, вы возвеличиваете знаменитостей или людей из вашего окружения?»
«Боюсь, всё не так просто. Они не знаменитости, это точно, но в то же время, это люди, обладающие некой властью и пользующиеся уважением со стороны окружающих».
«Как вы их идеализируете?»
«Всё началось с простой зависти, – ответил мужчина по ту сторону ширмы, – но потом стало хуже. Стало ужаснее. Я видел в них Бога, Деву Марию, Христа. Я хотел им поклоняться и… прославлять их».
«Это действительно проблема. А что вы скажите насчёт насилия,… оно связано с идолопоклонством?»
«Я не знаю, – сказал мужчина. – Я лишь знаю, что чувствую себя полноценным, когда вижу их кровь. Чувствую, что совершил правильный поступок».
«Кровь?» – переспросил Коул. Он испугался и похолодел от ужаса.
«Да, отец. Я проливаю их кровь, чтобы все видели, кто они есть на самом деле. Они полноценны. Чисты. Праведны».
«Сын мой, боюсь, я не понимаю».
Ответа не последовало.
И вдруг Коул вспомнил сообщения о трёх погибших: Костасе, Таттле и либеральном пасторе Вудалле.
«Сын мой…»
И тут исповедальню начало трясти. Задвижка на двери, за которой сидел Коул, слетела вниз, и дверь распахнулась, издав тихий звук, похожий на треск щепок в огне. Он был так напуган взломанной дверью, что не сразу понял, что на пороге стоял мужчина, который сейчас входил внутрь.
«Я и вас идеализировал, святой отец, – сказал мужчина. – Простите,… но вы этого достойны. Вы достойны славы…»
Не успел Коул открыть рот, чтобы запротестовать, как мужчина больно ударил его правой рукой. На долю секунды Коул увидел, что в руке что-то было, возможно, мешок с мелочью или какой-то инструмент. Что бы это ни было, удар был такой силы, что казалось, ему досталось бейсбольной битой.
Отец Коул откинулся на стену исповедальни, и перед глазами замелькали чёрные мушки. Желудок подкатил к горлу, а голова взорвалась болью.
Он увидел, как мужчина снова замахивается, но, слава Богу, потерял сознание до того, как почувствовал жуткий удар.
Макензи видит себя стоящей перед родительским домом. Она поднимается по ступеням и видит на крыльце стаю ворон. Она распугивает их и замечает, что у одного ворона на чёрной шее висит крестик. Ворон каркает на Макензи, когда она входит в дом. Закрывая дверь, она слышит, что вороны улетают.
Она входит в дом и видит на диване спящую мать. Дом погружён во тьму. Единственный источник света – экран телевизора, по которому показывают ночное развлекательное шоу. Ведущий молчит, глупо уставившись в экран, словно ожидает, чтобы Макензи заговорила первой.
Она проходит мимо телевизора в кухню. Она пытается включить в комнате свет, но лампочка не загорается. Она оборачивается в сторону гостиной и видит, что матери там больше нет. Входная дверь открыта, и она слышит, как вороны ходят по доскам крыльца, снова вернувшись на ночлег.
Макензи разворачивается и смотрит в коридор. Он выглядит нереальным и бескрайне длинным. Макензи идёт по коридору. На ходу она тянется к пистолету.
Но вместо оружия находит за поясом Библию. Там на обложке, где золотым или серебряным шрифтом пишут СВЯЩЕННАЯ БИБЛИЯ, она видит слова АНТИКВАРНЫЙ МАГАЗИН БАРКЕРА.
Она прижимает книгу к груди, и из Библии начинают выпадать страницы. Касаясь пола, они шепчут ей:
«Уходи отсюда».
«Беги».
«Забудь».
«Обернись».
Она не обращает на шёпот внимания и продолжает идти. Она доходит до конца коридора, выстлав дорогу страницами Библии, и видит, что оказалась у двери в родительскую спальню. Она знает, что ждёт её по ту сторону двери. Она знает, что сейчас увидит, но всё равно открывает дверь.
На этот раз всё по-другому. Вместо кровати стоит крест. На нём висит отец, он ещё жив. Он злобно смотрит на неё с гримасой боли на лице.
«Пожалуйста, сними меня…»
Макензи роняет Библию и собирается бежать назад в гостиную. В проёме двери стоит мать и не выпускает её наружу. В руках она держит кувалду и невероятных размеров гвоздь. Она улыбается Макензи, а когда открывает рот, чтобы что-то сказать, слышится только карканье ворон.
Макензи собирается кричать, но в эту секунду мать выставляет вперёд огромный гвоздь, пытаясь вонзить его ей в горло. Крик не похож на крик Макензи, а, скорее, напоминает рёв большого мотора, раскручивающего мир на огромной скорости.
***
Макензи резко открыла глаза, осознав, что рёв мотора принадлежал самолёту, на борту которого она сейчас находилась. Она сделала глубокий вдох, пытаясь подавить дрожь в теле. Она напомнила себе, где находится – она была не в спальне, которую когда-то делили родители, а в самолёте, несущем её в тот штат, где находился проклятый родительский дом.
Когда самолёт начал подруливать к аэропорту, Макензи проверила телефон. Поймав сигнал Wi-Fi, экран начал мелькать уведомлениями. Их было невероятно много, но Макензи попыталась просмотреть все, пока самолёт тормозил, а пассажиры готовились на выход. Она получила два текстовых сообщения от Эллингтона, одно от Харрисона, голосовое сообщение от Ярдли и одиннадцать новых писем.
Она просмотрела их в порядке значимости. В сообщениях Эллингтона говорилось, что если он не сможет сам встретить её в аэропорту, то пришлёт одного из агентов местного отделения. Сообщение Харрисона было ответом на её СМС, которое она отослала некоторое время назад. Он писал, что не нашёл никаких данных, которые указывали бы на то, что в последний год у преподобного Таттла были проблемы любого рода. Потом Макензи прослушала сообщение Ярдли. Оно показалось ей немного странным и самую малость неуважительным.
«Привет, – сказала Ярдли. – Послушайте, Макграт поставил меня во главе дела по убийству священников, пока вы находитесь в Небраске. Я была бы благодарна, если бы вы могли позвонить и сообщить, что узнали во Флориде».
