Книга Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Петрищев на днях говорил, что мир заключен на условии: восстановления Польши и Литвы; Курляндия отходит к Германии, Триест и Триент – Италии, нам – протекторат над Арменией; Эльзас и Лотарингия – Франции, Африканские колонии – Германии; Бельгия восстанавливается. А Сербия соединится с Боснией и Герцеговиной, входивших как третья часть в «Триединую монархию – Австрию».

18 сентября

Цены – фунт шоколадных конфет – 7–8 рублей, поросенок – 14 рублей, гусь – 15 рублей. На Саратовском вокзале продается контрабандой мука, крупа – все по безумным ценам (пуд муки пшеничной 80 рублей, и т. д.). Извозчики с вокзалов – 15 рублей.

В том обществе, которое окружает Соню Петерсен, все за Корнилова, за твердую власть и невероятные гадости говорят про Керенского. С., например, слышал: «По ночам примеряет корону» (!!) Какой пошлый вздор! А никто почти не замечает, что в Наполеоны-то пробирается Верховский – подозрительный авантюрист. Теперь Чернов уже за Керенского, и пишет, что это – «идеалист, который попал в руки проходимцев», т. е. Савинкова и др. – вообще Чернов – изрядный гусь.

23 сентября

Третьего дня обедал у нас Полнер (приезжал из Петербурга), говорит, что там идет слух, что немцы приказали, чтобы в октябре в Балтийском флоте были волнения. Они даже раньше вспыхнули, но насколько это связано с немцами? Впрочем, шпионаж и тому подобное, наверное, очень сильно развиты. Говорят еще, что в октябре солдаты пойдут из окопов, не хотят еще зиму сидеть там. Посмотрим, ибо говорят гораздо больше, чем есть – ведь говорили же, что с 20 по 25 сентября (Симсон) в Москве будет резня! Ничего нет. Так много раз уже фиксировался день. Да, о солдатах и Леня Тугаринов[161] пишет с фронта. В Маню Петерсен стрелял в ее имении вернувшийся в деревню семнадцатилетний кронштадтец – он все лето воровал и грозил убить ее. Ночью он выстрелил в нее в окно, пуля задержалась стулом, столом и скатертями, и только осколок попал в нее и застрял на палец от брюшины.

Мужики, по ее словам, очень его не любят, но боятся, так как он и их обкрадывал. Вообще нравы: из троих милицейских у них двое воры, из них один с каторги.

Демократическое совещание выбрало предпарламент, они хотят назначить правительство, а правительство хочет только быть перед ними ответственным. Вчера Керенский в 2 часа вызывал Кишкина и других, потом отказался от их приезда в 5 часов, а потом опять вызвал. Полнер рассказывал про сенат, и как ему там трудно, потому что он по промысловым налогам, с которыми совсем не знаком.

24 сентября

Сегодня выборы в районные думы. Очень грустно – голосуют у нас, в центре, 25 % и среди них солдаты, которые не манкируют. Говорят, что масса большевиков. Мы и они – несовместимы. Они – политиканы; мы, может быть, слишком… Петербуржцы говорят, что Керенский сейчас врет в истории с Корниловым, потому что сам о многом с ним говорил. Да, с трудовиками мы бы охотно порвали, но они сами не хотят. Мякотин о разрыве только и мечтает. Они сорвали выборы Центрального комитета, потому что видели, что в меньшинстве.

4 октября

Приехала Елена А.[162] из Киева. Передает из верных источников, что союзники решили воевать дальше, и что для этого нас взяла под свое покровительство Америка, что она купила все наши золотые прииски за 55 миллиардов и присылает к нам войско и все снаряжение.[163] Ел. Ал. говорит, что на румынском фронте не было ни одного случая бегства и что на юго-западном фронте она сама присутствовала при очень энергичной нашей разведке.

11 октября

Когда я в последний раз была на абонементе в Большом театре, со сцены какой-то господин обратился с призывом о займе свободы,[164] говоря, что мы наковальня, над которой занесен немецкий молот, и что в нашей власти, разлетится или наковальня, или молот. Из партера поднялась дама, которая все время бросала реплики о том, что свобода наша – ложь, и громко обратилась к публике: «Нам говорят о немецкой опасности, но скажите правду, господа, разве мы все не мечтаем о немцах?» – Послышались голоса: «Да, да», и никто не запротестовал; она же продолжала: «Свободы нет, мы трусы и рабы, рабы солдат, рабочих, прислуги, и деньги займа пойдут на этих господ (указывая на ложу Советов), а мы будем ждать, что детей наших у нас на глазах будут разбивать о камни. Я получаю 125 рублей и должна содержать семью. Я ничего не боюсь, вот я где сижу, придите, убейте меня, но я буду говорить правду». В партере ей очень сочувствовали и говорили, что «вот мужчины наши негодны никуда, хоть дама выступила». Все это очень знаменательно.

15 октября

В Петербурге защита от немцев передана в руки большевиков, чему-то вроде Конвента из представителей Советов, Центрофлота[165] и др., и главнокомандующий должен им давать отчет. А у нас в Москве, в Хамовниках и за Москвой-рекой – толпы народы (рабочие большевики) целыми сутками ходят за «Чудотворной», вновь явленной иконе Божьей Матери, которая в руках держит скипетр, а на обороте надпись: «Самодержавие», – духовенство пользуется этим. В партии трудовики протестуют против С. из-за его «деспотизма». Идут (…)[166] А тут еще образовался блок кооператоров, трудовой интеллигенции и «Единства», первыми выставляет Плеханова и Прокоповича, для которого все и заварилось, и Гуревич нынче выступил с неприличной статьей против нас, говоря, что только и есть три настоящих списка: к-д, большевиков и блока.