Книга Реверс жизни, или Исповедь миллиардера - Александр Кучаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под воздействием космоса
Весной, в апреле, я заглянул в Томарино, возвращаясь из дальней деловой поездки.
Это было время года, когда поместье представляло собой настоящий земной рай. Многие равнины и возвышенности его утопали в яблоневых и персиковых садах, украшенных цветущей бело-розовой пеною. Южные склоны устилали светло-зелёные ковры молодых виноградных плантаций, отделанные тёмными прямолинейными полосами обработанных междурядий.
Немало экзотики добавляли крупнолистные субтропические деревья и декоративные кустарники. Воздух был так свеж, сладок и приятен, что голова кружилась в предвкушении чего-то необычно прекрасного и душа ликовала от избытка всевозможных радостных чувств.
Какое удовольствие было думать о том, что я не ошибся с выбором территории для своих владений!
И ещё моё честолюбие тешила мысль, что благодаря инициативе всего лишь одного человека полупустынный край превратился в место отдохновения души и источник благосостояния многих людей, прежде всего рабочих, труд которых, я уже упоминал об этом, вознаграждался в полной мере.
Ах, если бы я мог дать соответствующие указания правителям всех ведущих стран мира! Тогда гонка вооружений немедленно прекратилась бы и высвободившиеся средства могли быть пущены на облагораживание пока ещё необитаемых, непригодных для проживания или просто скудных территорий. И был бы сделан заметный шаг вперёд в плане процветания и одухотворения всей человеческой цивилизации. Вот была бы работа, действительно достойная гомо сапиенса, то есть человека разумного!
Я собирался пробыть в Томарине часа три-четыре, чтобы только проведать Николая Гудимова и узнать о его самочувствии. Известно ведь, какую разрушительную работу может совершить время с людьми, перешагнувшими за средний возраст.
Воображение рисовало ещё более одряхлевшего старика (как-никак с момента нашей встречи в Петербурге пролетело несколько месяцев), а передо мной явился богатырь – косая сажень в плечах, весёлый, пышущий здоровьем, с ярким сверкающим взором, почти такой же, каким довелось видеть его двадцать лет назад. Я онемел от изумления, а он хлопнул меня по плечу и со смехом произнёс:
– Что, не узнаёшь? Вижу, вижу, что не узнаёшь!
– Николай, Коля, ты ли это?! – я всё никак не мог поверить своим глазам. – Что за чудо с тобой свершилось?
– Действительно, со мной свершилось чудо. Все удивляются моему возвращению в молодость, и я сам не перестаю дивиться и радоваться ему.
– Воистину есть чему удивляться! – воскликнул я, продолжая вглядываться в гладкое, посвежевшее лицо действительно молодого человека. – Нет, не верю, это не Коля Гудимов, а какой-то его юный родственник!
– Из родственников у Гудимова ни души, так что придётся поверить.
Я обратил внимание, что глубокая вертикальная складка на его лбу между бровями разгладилась, можно сказать – исчезла совсем, осталась лишь небольшая слабо выраженная морщинка, которую и заметить-то было непросто с первого взгляда. Значит, и с печенью у моего дорогого Николая Фомича теперь тоже полный порядок. Вероятно, радикальные улучшения произошли и с другими внутренними органами. Ну и, само собой разумеется, со всем организмом в целом.
Прямо скажу, что несколько дней (это вместо трёх-точетырёх часов!), проведённых в Томарине, я попросту бездельничал. Даже телефон отключил, чтобы ничто не донимало из той предпринимательской карусельной жизни, которую я вёл последние десятилетия и от которой иногда начинал уставать.
Мы подолгу прохаживались по дорожкам, проложенным между рядами цветущих деревьев, – всякий раз в сопровождении несмолкаемого пчелиного гомона. Или купались в озере, прыгая в воду с небольшого трамплина, установленного несколько в стороне от подъезда Гринхауса, в укромном уголке за достаточно высоким декоративным кустарником. Или занимались в спортивном зале, обустроенном в подвальном этаже дома, где к нашим услугам было с десяток тренажёров и различный силовой инвентарь.
Помню, как помолодевший Николай двумя руками пятьдесят раз выжал две двухпудовые гири. Затем взял одну из этих тяжеленных обрезиненных чушек и трижды перекрестился.
У меня не укладывалось в голове, что это проделывает человек, ещё вчера наполовину парализованный!
– Вот так, – сказал он, опуская гирю на ковёр. – Всё как в былые годы, когда я проходил службу в морской пехоте.
Из всего рассказанного Гудимовым о фантастическом преображении, случившемся с ним, я понял только, что его организм каким-то чудесным образом настроился на энергетические вибрации не только нашей Вселенной, но и мироздания в целом. Настроился, вступил с ними в абсолютное взаимодействие, резонировал под их влиянием и в итоге полностью гармонизировался. И стал таким, каким и должен быть если не вечно, то в течение многих-многих десятилетий.
– С чего же всё началось? – спросил я у так разительно помолодевшего мужчины.
– Ты не поверишь, – начал объяснять Гудимов. Мы с ним были старинные знакомые, и сразу же, как только встретились в Томарине, условились обращаться друг к другу только на «ты». Так нам обоим было удобнее и естественней. – Ты не поверишь – вся эта трансформация со мной началась с тончайшего, чистейшего звона капели… Смотри-ка, наш миллиардер вскидывает брови и пожимает плечами! Говорю тебе: со звона самой обычной капели, что падает с крыши во время дождя или при таянии снега.
Он оборвал себя на полуслове и замолчал, поглядывая на меня так, словно я был недостаточно смышлёной личностью по сравнению с ним, и это меня неприятно задело.
– Известно ведь, – продолжил он несколько секунд спустя, – что сначала было слово, иначе – определённый звук, образовавший мир, в котором мы живём. И что любое слово несёт в себе некую энергию с жизнеутверждающим или, наоборот, негативным, разрушающим воздействием. Слово может убить, а может поставить на ноги и привнести великую радость и даже заново подарить жизнь. Так вот, учёными обнаружено, что появлению сверхновых звёзд предшествуют звуковые сигналы – своего рода человеческий шёпот, состоящий из слов. То есть слова могут не только ставить на ноги, но и инициировать в масштабе макрокосмоса возникновение новых светил, подобных нашему Солнцу и в тысячи раз крупнее его.
Гудимов опять замолчал и внимательно взглянул на меня, проверяя, как я воспринимаю его исповедь.
– Звук, в частности слово – это разновидность энергии, которая может способствовать, дать импульс возникновению других, новых энергий и энергетических сгустков. И наш земной мир, наша планета со всеми её обитателями тоже фактически представляет собой разновеликую энергию и неисчислимые её потоки. И человек среди прочего является всего лишь энергетическим сгустком, способным к саморегулированию и самовосстановлению.
Откровенно сказать, забавно было слушать эти околонаучные рассуждения вчерашнего бомжа. Но мне удалось сохранить заинтересованный вид, и речь моего друга-приятеля лилась почти без остановок.