Книга PиRолиз - Алексей Лисниченко

Утро началось отвратительно. Как мы и предполагали, Бурков стал нервничать и в последний день ударил из всех стволов.

Не зря его чистилщики сдавали «землякам» плакаты шефа. В 9.00 в приемную посыпались звонки рассерженных граждан. Кто-то взломал замки на почтовых ящиках в нескольких подъездах и напихал целые стопки мятых агиток Вороновича.

Начальник штаба закатил истерику, пообещал всех выгнать и отправил исправлять последствия чужих преступлений. Мы с Максимом посовещались, отправили самых бойких агитаторов в магазин за замками, а потом к пострадавшим жильцам.

По округу бегали десятки подростков лет 12-13 и подрисовывали еще висевшим портретам шефа рожки и усики. Похоже, врач скорой помощи все-таки продал свою «черную технологию».

Нескольких маленьких террористов нам удалось поймать и сдать в милицию, там они быстро расплакались и честно признались, что в избирательном штабе им пообещали по двести рублей каждому, если они испортят все плакаты Вороновича на этом округе. К сожалению, штаб оказался не Буркова, а его подставного кандидата. На все вопросы начштаба, маленький человечек в мятом коричневом костюме, отвечал, что ничего не знает, этим мальчикам он денег не обещал. Одновременно он выпускал клубы табачного дыма смешанного с перегаром, отчего количество пригодной для дыхания воздушной смеси в кабинете становилось все меньше и меньше. Пришлось ретироваться.

Ближе к обеду появилась информация о заклеенных автомобилях. Вильич снова нелицеприятно отозвался о наших организаторских способностях и уровне умственного развития рядовых работников (подробное описание разговора я уже приводил).

Больше всего меня интересовало, во сколько конкурентам вылилось мероприятие по укреплению нашего плаката в руке гранитного Ленина, стоящего на центральной площади, вторая агитка была цинично прилеплена на лысину вождя мировой революции (в Гордореченске была более демократичная версия памятника, без кепки). Ясен перец, все красноверующие почувствовали себя оскорбленными в лучших чувствах. Для этого толстосума нет ничего святого! В своих грязных целях он готов даже надругаться над памятью самого человечного человека! Долго не унимались пенсионеры. Успокоились только тогда, когда мы, очистив памятник, пообещали восстановить забор вокруг палисадника в ближайшем дворе, являющимся центром коммуникации местных старичков. Но, все равно, расходясь, многие перешептывались, о том, что неплохо бы выбрать снова «того парня с завода, который на гитаре хорошо играет и уже 2 срока у нас депутат».

Вечером мы уже спокойно относились к звонкам о машинках, целиком покрытых нашими плакатами, грязным бомжам и размалеванным девицам легкого поведения с бэйджами «Я буду голосовать за Вороновича» и прочим выходкам конкурентов.

Сам виновник беспорядков в штабе так и не появился, секретарша по секрету сказала, что он отправился на охоту с каким-то генералом в соседнюю область. Видимо не хотел портить себе нервы политическими дрязгами, да и выпустить пар можно, стреляя по олешкам из вертолета (военные люди – талантливые и знали, как использовать служебную технику).

Вечером все остались ночевать прямо в штабе, на всякий случай, мало, что еще произойдет. Спать никто не ложился, все пили чай и травили байки. Вильич и Емельянов у себя в кабинете, я, Макс и человек 5 самых стойких агитаторов у себя. Недавно нам поставили чудо враждебной техники – микроволновую печь, так как пользоваться этим агрегатом тогда еще умели не все, постоянно возникали проблемы.

– Катя, разогрей пирожок, пожалуйста.

Катя (агитатор с самым подвешенным языком и самой пустой головой, магнетически действует на бабушек, дедушек и молодых парней) берет жареный пирожок с повидлом и, не задумываясь, запихивает его в печку, врубая на самый максимальный прогрев. Потомок колобка не может вытерпеть такого с собой обращения, через минуту он начинает шевелиться и постепенно менять форму, становясь все более и более пузатым. Постояв в таком шарообразном состоянии, гордый сын хлебокомбината кончает жизнь самоубийством, взорвав себя изнутри. Кипящее повидло и остатки теста заливают всю камеру микроволновки. Потом приходит охранник Вороновича (по совместительству зав. хозяйственной частью штаба), начинает на нас ругаться и обещает заставить убирать останки пирога-камикадзе.

За чашкой чая Катя пытается нас поразить своими достижениями. Она в подробностях рассказывает, какие откровенные ее снимки сделал фотогуру, работающий по совместительству папарацци в местной газете. Так как захватить из дому эпатажные фотографии Катерина забыла, ее поднимают на смех и отпускают остроты по поводу возможных поз и фонов.

Потом все рассуждают о том, кто как отметит победу, сколько дней не будет чувствовать себя трезвым и не будет появляться в институте.

Ближе к полуночи у кого-то появляется светлая идея сбегать в ближайший ларек. Мы скидываемся, и через полчаса на столе гордо стоят емкости с прозрачной жидкостью и подкупающим названием «Господа офицеры». Видимо, памятуя о нелегком быте современных военных, производители огненной воды задали самую низкую ценовую планку. Поэтому «господами офицерами» стали считать себя все, кто уже отказался от покупки денатурированного спирта в разлив, но еще не накопил денег на абсент и виски.

После очередной рюмки мы рассуждаем о зависимости качества спиртных напитков от социального положения. Если раньше человек в погонах, намекая на вознаграждение, говорил «Я не пью водки, а также цветов и конфет. Если хотите сделать приятное – ставьте коньяк, с количеством звездочек больше чем у меня на плечах», то теперь самая дешевая «белая» претендовала называться официальным напитком российской армии.

В середине застолья Максим плачет пьяными слезами и признается, что декана, которому он купил компьютер, скоро уволят за взятки (коллеги позавидовали), поэтому некому будет отмазывать Макса за прогулы и несдачи. А денег, чтобы дать Пете, уже не осталось, да еще Алекс-негодяй отказался внести свою долю. Теперь мстительный Петр устроит «сладкую жизнь» внутри ВУЗа. Я возражаю, что если все оперативно сдать и подобрать все «хвосты», то никто не сможет испортить существование, а содержать на кровно заработанные телепузиков, возомнивших себя молодежными лидерами, мягко говоря, не стоит. Но Макс продолжает пить «горькую» и жаловаться на жизнь.

Ближе к трем ночи все медленно засыпают, чтобы проснуться через 240 минут и идти на свои избирательные участки в качестве наблюдателей (приказ Вильича, чтобы наблюдателями были не только наемные студенты, но и сами штабисты).

* * *

8.00. Открытие избирательных участков. Школьный спортивный зал. Наскоро сколоченные фанерные кабинки с дешевыми портьерами вместо дверей. Ряд школьных парт, выстроенных буквой П и задрапированных ярко красными скатертями (видимо оставшихся еще со времен единогласных выборов пятизвездного Леонида Ильича). Напечатанные на матричном принтере адреса домов (хотя зря, бабушки все равно будут пытаться проголосовать там, где им ближе, а не там, где их ждут).

Председатель комиссии, он же преподаватель физкультуры и предмет сексуальных грез сорокалетних незамужних и даже некоторых замужних учительниц и всей женской половины параллели 9 классов, жестом фокусника демонстрирует наблюдателям и членам комиссии, что урна для голосования пуста, а затем закрывает и опечатывает ее. Урной этот фанерный ящик, выкрашенный в красный цвет с белым пятном по середине (в советское время там был приклеен герб), назвать трудно, но исполнять гражданский долг можно и с ним. Как говорится в военное время, если на тебя не хватило изделий № 2, прояви смекалку и воспользуйся гильзой от снаряда.