Книга Выдуманный жучок - Юлия Кузнецова

— Анаграмма — это что?

— Название.

— Ты до моего рождения училась?

— Да.

— Так странно представлять, что меня не было. По-моему, я всегда была.

— Это точно. Так вот смотрит она на анаграмму и говорит: «По-английски?» — Я киваю. Она: «Ну так на английском ей спойте». — Я говорю: «А я ничего не испорчу? Вдруг она, когда вырастет, будет только по-английски говорить?»

— А дальше я! Тут Злюка захохотала и лопнула!

— Что ты выдумываешь? Ничего она не лопнула. Ну, захохотала, да…

— Представляю, какая ты стала красная! Ты же терпеть не можешь, когда над тобой смеются! Как помидор, а, мам? Ха-ха…

— Тихо, вон Тося идёт. Тося, а гляньте у этой хулиганки катетер, а? А то лежит, руками машет.

— Гляну-гляну. Нормальный, мама, не волнуйтесь. Есть хочет?

— Да нет, вредничает, чтобы я ей интересное рассказывала.

— Нет, хочу!

— Уже можно, дайте ей. Только не из «Макдоналдса»! Ой, Ташка, только что заметила. Зачем ты косу отстригла?!

— Тося, не сыпьте соль на рану! Я её уговаривала только квадратик выстричь, чтобы Игорь Маркович мог к её шунту подлезть.

— Квадратик, квадратик! Себе выстригайте по квадратику и ходите. И вообще у меня после стрижки будут волосы густые и красивые, а у вас, Тося и мама, так и останется… пакля-чебуракля!

— Ха-ха-ха… Ну, эту язву Игорь Маркович завтра выкинет из больницы. Без УЗИ видно, что у неё шунт прижился.

— ТОСЯ! Не сглазьте! Тьфу-тьфу-тьфу!

— Ладно, мама, не психуйте, ухожу.

— Мам, а Тося на Биг Маму похожа или на Злюку?

— На обеих сразу. Тося всё умеет: и наорать, и посмеяться.

— Злюка же тоже смеялась.

— А потом как заорёт: «А ну держи правильно аппарат, дура!» — и бегом из бокса.

— Это она кому, той маме новенькой?

— Да. Та прижимала к лицу малыша аппарат, но неправильно. От Злюкиного крика чуть не выронила и аппарат, и младенца.

— А ты?

— А я тебя взяла. Ты спелёнутая была. Ты ненавидела пеленание. Меня Злюка учила пеленать. Кричала на меня так, что стёкла в боксе дрожали. Я тебя достала и смотрю тебе в лицо. Ты плачешь. А я тебе серьёзно так говорю: «Давай расскажу таргет?»

— Таргет — это что?

— Такой маленький текст на английском, на нем произношение тренируют. Мы такие тексты наизусть заучивали в английском колледже.

— И что ты мне рассказала?

— Про динозавров. И про принца Чарльза.

— А я успокоилась?

— He-а. Орала…

— Не зевай!

— Извини. Как-то я расслабилась. Интересно, Тося пошутила насчёт того, что нас завтра выпишут?

— Выходит, я всё время орала?!

— Да. Пока я не вспомнила, что кроме таргетов нас заставляли ещё песенки петь. Английские детские. Пели их каноном. Сначала первый ряд поёт, потом начинает второй, а первый вторую строку тянет. Не помню точно. Ненавидела я петь.

— Почему?

— Боялась насмешек. Но тебе я пела. И ты не смеялась. Ты замолкала.

— А спой сейчас.

— С ума сошла?!

— А то орать буду!

— London’s burning! London’s burning!

— Ха-ха-ха!

— Правильно Тося сказала, что ты язва.

— Это ты язва. Небось сразу меня в кроватку кинула и сама — спать. А я бедненькая, наплакавшаяся, после укола…

— Нет, не положила. Я вдруг поняла, что ты очень красивая. И мне захотелось кому-то тебя показать. Я тогда подошла к окну, которое в коридор выходило. А напротив меня — мама двоих мальчишек. Стоит, прижавшись лбом к стеклу. Младший на руках изгибается, хотя мама аппарат к нему прижимает. Старший плачет. А я тебя ей показала.

— Я, наверное, на самом деле страшная была. Красная, заплаканная.

— Ты знаешь, та мама улыбнулась. Нашла в себе силы, хотя ей было очень нелегко. И головой покачала: «Везёт же!» Но весело покачала, без зависти. И тут Биг Мама крикнула ей из коридора: «Давайте-ка, мама, я у вас младшего заберу. Вы всё равно дыхательный аппарат нормально держать не умеете. Я с ним в соседнем боксе посижу. А вы со старшим пока поспите. И не волнуйтесь, наши врачи этот кашель за день снимут. Дотерпим вместе до утра».

— Она обрадовалась?

— Ох, и не передать. И на меня смотрит. И «спасибо» одними губами говорит.

— За что?

— Что я ей тебя показала. Иначе она бы голову о стекло разбила в отчаянии, не дождавшись Вериной помощи.

— Я правда такая красивая была?

— Ты и сейчас красивая.

— Да ну…

— Если честно, тебе короткая стрижка идет. Правильно ты постриглась.

— А ещё мне споёшь?

— Да. Только чур не смеяться. «Row, row, row your boat»…

— Xa-xa-xa…

— Хватит ржать!

— Надо тебя на «Евровидение» послать! Мама Билан! Ха-ха-ха… Сейчас лопну от смеха. Ха-ха-ха!

Вечером позвонила Аня.

— Не получилось, — сказала я.

— Как жалко!

— Ничего не жалко. Зато шунт заработал. Сам. Никто его не прочищал.

— Чудеса, — удивилась Аня.

— Он испугался, наверное, что его вытащат, и заработал, — шучу я.

Аня смеётся.

— Тебе привет от моего Жучка, — говорит она.

— Не мне, а моему Жучку, — поправляю я, — они ведь тоже друзья. Как мы с тобой.

Как я прогнала Жучка

Отходить от наркоза всегда тяжело. Надо заставлять себя что-то делать. А делать ничего не хочется. И от этого — ещё хуже.

— Доешь кашу, а? — просит мама. — Ну пожалуйста… там две ложки осталось.

— Мне, что, пять лет?! Захочу есть — доем. И вообще…

Беру учебник истории. Жу-жу-жу… Царь… Жу-жу… революция. Тьфу!

Задачки по физике, по геометрии решать в больнице можно — настрочил на листе бумаги и забыл. А история… Это же надо ЗАПОМИНАТЬ. А как запоминать, если голова гудит?

Я отшвырнула учебник. Настроение портилось с каждой секундой. За окном повалил снег. И я почувствовала, как ноют швы на животе и за ухом. Будто вибрируют — противно и болезненно.