Книга Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

Она подняла голову. Его глаза метали молнии.

– Нет, – быстро сказал Иннес. – На тебя я не сержусь. – Она несколько раз кивнула. – Эйнзли, тебе больше ничего не нужно говорить.

– Я хочу закончить, иначе я могу не… я так хочу! – Она крепко схватила его за руку. – Я не хочу чувствовать себя так. Не хочу чувствовать себя такой, какой чувствовала себя по его милости. Я хочу чувствовать то, о чем говорила Фелисити, и то, что я испытала с тобой до того, как вспомнила о нем. Вот почему я рассказала тебе о мадам Гере, – поспешно закончила она. – Когда ты меня целуешь, я хочу… а из-за того, что, ну, понимаешь, мы с тобой женаты не на самом деле и это ничего не значит, все… как будто безопасно. Ты мне поможешь, и я смогу лучше помогать другим женщинам. Теперь ты понимаешь? Я хочу тебя, и мне кажется, что я в самом деле могу тебе помочь… если ты не против. Ну вот, теперь ты все знаешь.

– Теперь я все знаю. – Иннес растерянно улыбнулся.

– Ты ведь можешь отказаться.

– Позволь ответить не сразу. Ты дала мне достаточно пищи для размышлений.

– И ты не сердишься из-за мадам Геры?

Иннес рассмеялся:

– Вот уж нет! Мне очень приятно обсуждать интимные вопросы, на которые приходится отвечать мадам Гере. Более того, если у тебя когда-нибудь закончатся интересные темы, я уверен, что сумею подбросить еще несколько для обсуждения.

– Не может быть! – воскликнула Эйнзли. – Фелисити предупреждала, что ты так скажешь. Теперь я должна ей пять фунтов.

Иннес снова рассмеялся:

– Мне все больше хочется познакомиться с Фелисити.

Эйнзли зевнула и удивленно посмотрела на часы:

– Время ужина уже прошло. Пойду найду Мари.

Покачиваясь, она встала на ноги, но Иннес ее удержал:

– По-моему, сейчас тебе лучше лечь в постель.

Эйнзли снова зевнула:

– Знаешь, может быть, ты и прав.

– Спасибо за признание. Я польщен, – сказал Иннес. – Я не шучу.

– Не хочу, чтобы ты считал меня обманщицей, которая только дразнит. – Эйнзли широко улыбнулась. – Теперь ты убедился, что я способна высказать свое мнение?

Иннес поцеловал ее в щеку.

– Ты…

– Дикобраз.

– Ты еще маленькая.

Она улыбнулась:

– Мне нравится…

Глаза у нее закрылись. Она снова опустилась на стул и заснула.

– Хозяин предупреждал, что вы проголодаетесь, ведь вы пропустили ужин, так что я изжарила яичницу и отрезала кусок ветчины. – Мари поставила перед Эйнзли тарелку.

– Спасибо. Пахнет восхитительно! – ответила Эйнзли. Ее передернуло.

– Сам-то уже ушел, но велел вам передать, что вернется к обеду самое позднее. Погодите, дайте лучше я! – Мари взяла из дрожащей руки Эйнзли кофейник и налила ей в чашку кофе. – Хотите, я плесну туда чего-нибудь покрепче? Клин клином, так сказать…

– Неужели так заметно? – Взяв чашку обеими руками, Эйнзли с благодарностью отпила горячей жидкости, качая головой и краснея. – Обычно я не… Надеюсь, вы не считаете, что я всегда позволяю себе лишнего.

– Ах, не мне судить. – Мари тряхнула головой. – В отличие от остальных.

Понимая, что экономке хочется поговорить, и чувствуя, что ей уже нечего терять, Эйнзли, преодолевая головную боль, улыбнулась.

– Может, вы присоединитесь ко мне? Пора нам с вами познакомиться получше… Пожалуйста! – добавила она, видя, что экономка молчит.

Мари несколько секунд смотрела на нее, поджав губы, а затем села и налила себе кофе без сливок, но бросила в чашку два кусочка сахару.

– Когда мы узнали, что хозяин женился на вдове из Эдинбурга, мы думали, что вы совсем не такая, – сказала она.

– А чего вы ожидали?

– Модную дамочку… которая будет задирать перед нами нос.

– Хотите сказать, что я простушка?

Мари покачала головой:

– Да нет, никто не ждал, что вы окажетесь такой славной. – Она криво улыбнулась. – И никакая вы не простушка. По крайней мере, не кажетесь простушкой, когда оживляетесь. Уж вы на меня не обижайтесь…

– Что вы, я не обижаюсь! – Эйнзли намазала лепешку маслом и с сомнением посмотрела на яичницу. – Значит, я вас разочаровала?

– Здесь никто вас не знает и потому не может судить.

– И все же вы сказали, что другие судят – вы только что сказали что-то в этом роде.

Экономка скрестила руки на груди.

Эйнзли попробовала яичницу и отрезала себе ветчины. Мари Макинтош оказалась моложе, чем представлялось Эйнзли вначале. Эйнзли поняла, что Мари всего сорок с небольшим. Под передником и толстой твидовой юбкой просматривались очертания пышной фигуры. Хотя она часто напускала на себя суровость, лицо ее можно было назвать привлекательным: высокие скулы, чувственные губы – когда она их не поджимала. Глаза у нее были серыми, глубоко посаженными, а из-за одутловатой кожи казалось, будто у нее под глазами темные мешки. И все же ее можно было назвать привлекательной женщиной. Кольца она не носила.

– Нет, я никогда не была замужем, – сказала Мари, заметив, куда смотрит Эйнзли. – Работаю здесь, в замке, с десяти лет. Начинала на кухне – на большой кухне – еще при жизни миссис Драммонд.

– Значит, вы знаете Иннеса с детства?

Мари кивнула.

– И его брата?

– И его тоже.

– Это из-за него все здесь так сурово относятся к Иннесу? Им так неприятно, что хозяином стал он, а не Малколм?

Мари с грустью покачала головой:

– Не надо было ему так надолго пропадать.

– Но неужели вы не понимаете, что у него была своя жизнь? И ведь он не… Я имею в виду, судя по состоянию земли, по тому, как здесь все постепенно приходило в упадок… Во всем виноват его отец, а Иннес ни при чем.

– Не надо ему было так надолго пропадать, – непреклонно повторила Мари.

– Да бросьте! Он ни в чем не виноват! – Сообразив, что обвинения ни к чему хорошему не приведут, Эйнзли взяла себя в руки. – Сейчас он здесь, и я тоже, и самое главное: что будет дальше со Строун-Бридж?

– Многим из нас кажется, что у Строун-Бридж нет никакого будущего, – ответила Мари.

– Что вы имеете в виду?

– Хозяин, видимо, уже решил, что на замок не стоит тратить время.

– Он еще ничего не решил. Он не пробыл здесь и месяца.

– И, судя по всему, надолго он в наших краях не задержится. Он запретил официально встретить вас на причале, а о прощении ни словом не обмолвился! Конечно, замок сейчас не в том состоянии, чтобы в нем жить. Но это уж другой вопрос. Он хозяин, а поселился на ферме. Очевидно, он не собирается здесь оставаться. Уедет, как только сможет, и снова начнет строить мосты.