Книга КИМКА & компания - Наталья Евдокимова

Мы к одной хижине пришли, а она зелёная, вся растениями заросла, и крыша у неё из листьев. Выстроились мы полукругом – люди в центре, а дождевики по краям.

– Там, – говорю я, – живёт кто-то, наверное, а мы так, без спроса явились, но нам не привыкать.

Дождевики в ответ на это уселись прямо на землю и на хижину смотреть стали. А потом говорят:

– Нет. В других хижинах ещё кто-то есть, а из этой все разбежались, потому что сезона дождей не любят. А когда сезон дождей закончится, назад вернутся и заживут лучше прежнего, пока следующий дождливый сезон не начнётся.

Мы внутрь заходим, свет включаем и сразу чувствуем, как хорошо, что мы здесь, а дожди снаружи остались. В этой маленькой хижине ещё камин поместился, и хозяева специально для нас дрова перед камином положили. Когда огонь разгорелся, дождевики подтащили к камину кресла-качалки – как раз на всех нас кресел-качалок хватило. Нам с Астей и Захаром они так понравились, что, раскачиваясь, мы чуть ли не доставали головами до пола.

– Здорово! – кричит Астя. – Вот это устройство для активного отдыха!

А дождевики на своих креслах-качалках пассивно посиживают и ноги к огню вытягивают – греются. А я, пока качался, не сразу даже заметил, что они уменьшились сначала на одну пятую, потом на одну четверть, а когда до одной трети дошли, то я спросил:

– Вам не кажется, что вы уменьшаетесь на доли?

И даже раскачиваться прекратил, и Астя с Захаром тоже остановились. И им тоже стало заметно, что дождевики уменьшаются – прямо вместе с их медузами и водорослями.

– А что, – говорят дождевики. – Сейчас испаримся, а потом снова выпадем. Сезон дождей всё-таки!

И тут Асте маленький дождевик говорит из кармана:

– Ты, Астя, меня водой поливай незаметно, чтобы я остался, а то надоел мне этот круговорот воды в природе, а поделать с этим сам я ничего не могу.

Астя, продолжая раскачиваться, умудрилась его в огромную колбу с водой запустить, и теперь дождевик внутри колбы плавал вверх и вниз, и его было почти не разглядеть, только осенний лист мелькал.

Смотрим – а дождевики все испарились уже, и только кресла покачиваться продолжают. И я говорю:

– Давайте на разных креслах покачаемся, вдруг на них качаться неодинаково.

И вот мы качаемся на креслах – то на одном, то на другом, то ложимся плашмя, чтобы на двух сразу, то я с Захаром на одном кресле покачаюсь. А Астя вообще стоя раскачивается – не страшно ей. И уже когда я проснулся, то подумал, что так мы здорово раскачивались, что я не заметил, как прямо на кресле заснул.

– Вечно, – говорит Астя, – как в эти хижины зайдёшь, так в сон клонит, а без них можно по три года не спать.

– Кто знает, – говорит Захар. – Может, это и полезно. Я, потому что знаю мало, так ничего сказать и не могу. Мне всего год исполнился, хотя выгляжу я на все десять.

Я хотел ему что-то ответить, а потому стал подниматься. Только подняться не смог и снова в кресло упал. Смотрю, а мой паук, который к штанине прицепился давно уже, паутиной меня прямо к креслу приплёл и сидит на ней, довольный такой.

– Давно я, – говорит он, – паутины не плёл, а тут что-то захотелось. Вечно, – продолжает он, – как в эти хижины зайдёшь, так паутину плести охота, а без хижин можно её года три не плести, а мух на лету ловить, у меня и навык имеется.

Астя тогда паутину аккуратно сняла с меня и в угол дома перенесла, а паук говорит:

– Ты, Кимка, не грусти, но я тут останусь. Очень уж мне нравится на паутине сидеть – больше, чем на штанине, а я почему-то думал, что наоборот. Заодно хозяева, когда вернутся, обрадуются, что хижина у них теперь такая обжитая.

– А меня, – кричит из колбы маленький дождевик, – наоборот, заберите! Я в колбе не хочу всю жизнь просидеть!

Пока мы дождевика из колбы вытряхивали, ко мне другой паук подполз, тоже мохнатый такой.

– Ты, Кимка, – говорит паук, – разреши теперь мне у тебя на штанине повисеть. Потому что тот, в углу, уже всё, что надо в жизни понять, понял, а у меня ни в одном глазу, а их у меня восемь.

– Залезай, – говорю я. – Я привык.

– А я ещё нет, – говорит паук, а сам на штанину лезет. – Для меня всё в новинку.

Выходим из хижины, а там как раз сезон дождей закончился и солнце светит. Всё вокруг зелёное, вымытое и от воды блестит. И хозяева хижины, радостные такие, домой возвращаются. Мы их как увидели, сразу подумали убежать куда-нибудь, и только Захар вперёд пошёл и рукой им помахал. А нам хозяева говорят:

– Не пугайтесь, мы тихонько пойдём, сторонкой.

– Вот ещё! – говорит Астя. – Идите прямо, и мы пойдём прямо и столкнёмся на нейтральной территории.

Это она так говорит, чтобы показать, какая она смелая, а хозяева хижины тем временем нас сторонкой обходят. Только они обошли, как мне паук пищать стал:

– Слышь, Кимка, за что тут держаться-то на твоей штанине?

Я ему говорю:

– За катышек держись, он там специальный.

Пока мы это всё говорили, Захар так вперёд ушёл, что мы его полдня догоняли.

– Люблю, – говорит он, когда мы поравнялись наконец-то, – вперёд уходить, а не люблю на месте топтаться, и назад ходить тоже не люблю. Только разве что я назад буду впереди всех идти.

А я говорю:

– Вот ты, Захар, так говоришь, а в это время впереди тебя ещё кто-то идёт, только ты его не видишь, потому что очень уж он далеко вперёд убегает.

– Кто?! – крикнул Захар.

– Не знаю, – говорю я. – Кто ж его видел, если он впереди всех всегда?

Захар сорвался с места, и мы стали догонять того, кто впереди всех. Пробегаем мимо дяденьки какого-то, кричим ему на ходу:

– Это вы впереди всех?

А он нам:

– Не, я прогуляться вышел и никого обгонять не собираюсь.

И Захар тут останавливается и спрашивает:

– А не видели того, кто вперёд меня убегает?

Дяденька говорит:

– Я, может, и видел, только он меня не заметил даже – так нёсся.

Мы ещё быстрее побежали, и только когда нам на пути самокаты попались, смогли этого скорохода догнать. Астя так на самокате отталкивалась, что даже взлетала ненадолго – так лихачила. А этого, впередиидущего, мы сразу узнали, потому что он на всех был похож – и на Астю, и на меня, и на Демида с Заром, и особенно на Захара.

– Догнали всё-таки, – говорит он. – А ведь я мог бы ещё сколько угодно бежать, и ни о чём бы вы не догадались. Не жизнь была – сказка, а теперь не сказка, а жизнь.

Астя его спрашивает: