Книга Снова в его постели - Сьюзен Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прильнул к ее губам. Поцелуй был для женщины как глоток живительного кислорода. Сила мужских рук, обнимающих Карину, плавно перетекала в нее. Она не догадывалась, как сильно ей этого недоставало. Пусть прошлое нельзя изменить, но Данте, такой знакомый, такой близкий, почти родной… Боязнь снова стать зависимой от него показалась ей незначительной. Он – единственный близкий мужчина. Он всегда будет ей близок.
Данте вдруг оторвался от ее губ. Черное пламя его глаз испепелило ее, когда он с мукой произнес:
– Я должен был быть с тобой рядом.
Карина запустила пальцы в волосы Данте, обхватила ладонями его лицо. В эту секунду она была не юной девушкой, вообразившей себя соблазнительницей, но женщиной, которая представляет себе, чего она хочет.
– Ты здесь, – прошептала Карина.
Данте снова поцеловал ее, и в этот раз его поцелуй был нежнее. Он словно ободрял Карину, позволял ей черпать у него силы. А затем он принялся нашептывать то, о чем, кроме них двоих, никто не знал: всякие мелочи, тайны, которыми они делились друг с другом в юности, мгновения триумфов и поражений, горести и радости.
Данте хотел донести до Карины простую мысль: хотя прошло десять лет, многое в их отношениях осталось прежним. Он внушал ей, что до той ночи у них не было причин сомневаться друг в друге.
Карина почувствовала, что улыбается. Она забыла – точнее, не позволяла себе вспоминать, – как сильно она его любила. Любила все – каждую ресничку, каждый волос, каждую черточку его характера.
Желание быть с ним настолько близко, насколько это возможно, переполняло ее. Карина вытащила его рубашку из джинсов и вскрикнула от наслаждения, прикоснувшись к его горячей коже. Данте принялся расстегивать пуговицы на ее рубашке, но ему не хватило терпения, он дернул, и пуговицы разлетелись по полу.
– А это что?
Он нахмурился, увидев шрам на ее плече.
– Ничего особенного.
Карина небрежно пожала плечами, однако обмануть Данте ей не удалось.
– В восемнадцать лет у тебя не было никакого шрама.
Она тряхнула головой и рассмеялась, надеясь отвлечь его, но Данте продолжал пристально смотреть на нее.
– Меня укусила какая-то букашка, – вздохнула она.
Данте провел пальцем по шраму.
– Букашка, значит, – повторил он и взглянул ей в глаза. – А может, все-таки не букашка? Кто это сделал, Карина? – Не дождавшись, он спросил: – Кто-то тебя запугал?
– Кто может меня запугать? – фыркнула она. – Я сама кого хочешь запугаю.
Однако она поспешно одернула полы рубашки и скрестила руки на груди.
Данте отступил и кивнул.
– Хорошо, пока можешь не говорить. Пока, – со значением произнес он. – А теперь давай вернемся к работе.
«Долго же ему придется ждать», – подумала Карина, глядя, как он открывает дверь.
Она так глубоко спрятала свои тайны, что вряд ли даже Данте сумеет их найти.
Когда они вернулись на ранчо, Данте спешился и передал поводья конюху. Карина последовала его примеру. Затем он расстегнул чапсы1. Оставшись в узких джинсах и обтягивающей его мускулистую грудь черной рубашке, Данте приковывал к себе взгляд, но словно отдалился от нее. Карина понимала, что его отчужденность вызвана ее скрытностью, но для успеха Кубка диалог был необходим.
Она ускорила шаг, спеша за ним по аккуратно подстриженной лужайке. Детей в доме не оказалось. Судя по всему, не было и персонала. Здесь было тихо, но тишина не давила на уши, а в воздухе стоял запах свежесрезанных цветов и пчелиного воска.
– Я дал всем выходной, – объяснил Данте.
Значит, они одни. Он это запланировал?
– Какие прекрасные цветочные композиции.
– Этим я занимаюсь каждое утро, – откликнулся он, поворачиваясь к ней. – После того, как помогаю на конюшне.
Богач, вычищающий свою конюшню? Карина не могла сдержать улыбку.
– Кофе? – предложил Данте, направляясь в кухню. Вот уже второй день подряд они опаздывали к завтраку.
Они прошли мимо широкой витой лестницы из красного дерева, ступеньки которой были выстланы алой дорожкой, прибитой полосками латуни. Под лестницей стояло пианино.
1 Ч а п с ы (чаппарахос) – кожаные штаны, надеваемые поверх джинсов.
– Ты играешь? – поинтересовалась Карина. Крышка была поднята, на ней стояли ноты. – До того, как собираешь цветы, полагаю?
– Я играю, когда выпадает свободная минута, но не распространяюсь об этом.
– Боишься, что команда тебя засмеет? – поддразнила она.
– Если это случится, то только раз, – одарил ее Данте мимолетной улыбкой. – Мама хотела, чтобы я научился играть, – неожиданно для самого себя признался он. – Она говорила, что это поможет мне расслабляться.
– И помогает? – Карина провела пальцами по клавишам.
– Да.
– Ты полон сюрпризов.
– То же самое я могу сказать о тебе, – заверил ее Данте.
Щеки Карины заалели под взглядом мужчины, во внешности которого было так много от варвара, но который на самом деле был утонченным человеком. Возможно, именно это делало его необыкновенно притягательным и интересным.
– У меня возникла одна идея.
– Какая именно? – с легкой опаской спросила Карина.
– Мне нужно расслабиться. Тебе это тоже не помешает.
«Расслабиться? – недоумевала она, следуя за ним. – Разве прогулки верхом ему недостаточно?»
Они вошли в зал с мраморными полами, журчащими фонтанами и плавательным бассейном.
– Ты хочешь поплавать? – спросила молодая женщина, хотя подобная перспектива ее не вдохновляла – по нескольким причинам.
– Я предлагаю поплавать нам обоим, – ответил Данте.
Ее худшие опасения подтвердились. Карина застыла от ужаса.
– По-моему, здесь тепло, – заметил он, и только тогда она почувствовала, что дрожит.
– Надеюсь, вода тоже теплая, – уклончиво ответила Карина.
У Данте брови поползли вверх.
– С каких пор тебя это стало беспокоить? Раньше ты ни о чем таком не думала.
Просто раньше у нее не было шрамов, которые нужно скрывать. Ее тело не только не справилось, когда она носила ребенка Данте, но и подвело ее как женщину. Найти утешение в объятиях другого мужчины, забыть Данте казалось ей естественным решением. Оглядываясь назад, Карина поняла, что все случившееся можно объяснить только одним: у нее был нервный срыв. Врачи были правы. Ей следовало обратиться за профессиональной помощью, а не пытаться справиться со всем одной. Она винила себя в том, что потеряла ребенка, и в том, что произошло потом.