Книга Обещай, что никому не скажешь - Дженнифер МакМахон

Я снова усмехнулась.

— Полагаю, ты видел доклад коронера? Или, может быть, сам говорил с ним?

Лицо Ника немного покраснело.

— Наверное, у него был сердечный приступ, Никки. Но из этого не состряпаешь хорошую историю, поэтому мало-помалу его смерть как следует приукрасили. Так уж принято в этом городе. Даже самый бе-зумный слух становится фактом, когда проходит через третьи руки.

— Нет, это был не сердечный приступ, — настаивал Ник. — Он задохнулся. Его жена говорила то же самое. В итоге все списали на несчастный случай, но люди знают, в чем дело. И я знаю, в чем дело. Этот сукин сын был убит.

— Кем именно? — поинтересовалась я.

— Да ладно тебе, Кейт. Мне что, нужно назвать имя? Сначала Арти и картошка, а теперь дочь Элли убили в лесу точно так же, как Дел. Это она, Кейт, больше некому.

Я не понимала его. Или, скорее, не хотела понимать. Нет, сэр, только не это. И только не я.

— О ком ты говоришь, Никки? Что за «она»?

— Дел.

Я помолчала, прежде чем заговорить. Мне вспомнились истории, на которых я выросла и которые с каждым годом становились все более запутанными. Из-за своего убийства Дел приобрела мифический статус. Вырастали поколения детей, не знавших, когда был основан Новый Ханаан, или не способных назвать индейское племя, считавшее эту долину своим домом, но все они слышали рассказы про Картофельную Девочку. Они пели стишки о ней, прыгая через скакалку. Они знали шутки о ней. Дети на вечерних сборищах перед сном сидели перед зеркалом в темной комнате и монотонно произносили «Картофельная Девочка, Картофельная Девочка» до тех пор, пока она не появлялась, заставляя их с визгом бросаться врассыпную.

Несомненно, Дел бы это понравилось. Она бы радовалась своей способности вселять страх. Но считать, что эти истории реальны? Что Дел — Картофельная Девочка — на самом деле восстала из могилы и бродила по лесу в поисках возмездия, без разбору убивая людей? Может быть, они верили и во Всадника без головы?

Одно дело — когда двенадцатилетняя девочка вроде Опал увлекается подобными идеями… но взрослый мужчина?

Тот Ник, которого я видела перед собой, больше не был поджарым и высоким красивым пареньком из моего детства, но он не стал менее искренним. Меня поразило, какой тяжелый отпечаток оставило на нем горе и чувство вины. Ему казалось едва ли не утешением верить в то, что его младшая сестра, такая храбрая и находчивая, перехитрила даже смерть. Но только не для меня. Я не собиралась возвращаться в прошлое. Единственным призраком, в которого я верила, был добрый маленький Каспер[16], и я не собиралась ничего менять.

— Никки, — начала я, нацепив лучшую из сочувственных улыбок для пациентов психиатрической клиники и мягко положив руку ему на колено. — Думаю, виски добралось до тебя. Хэллоуин был полторы недели назад.

Он раздраженно покачал головой.

— Может, это звучит глупо, но ты просто задумайся. Спроси себя: а что, если я прав? Если это Дел, она может прийти и за нами. Подумай об этом. Помнишь, какой сердитой она была в тот день перед убийством? Если она бродит вокруг и выбирает людей, на которых у нее есть зуб, то мы в ее списке. — Он с хлюпаньем допил бутылку и уставился на растрескавшуюся ступеньку между своими рабочими ботинками. — Лучше бы тебе в это поверить.

У нас за спиной открылась входная дверь, и мы разом обернулись. Я быстро убрала руку с колена Ника, чувствуя себя как провинившаяся школь-ница.

— Кто ты такой? — спросила моя мать и наклонилась, чтобы рассмотреть лицо Ника в тусклом вечернем свете. — Кто он?

Она была заляпана пятнами акриловой краски. Судя по всему, она вытирала руки об одежду и задела лицо. Повязки на ее руках напоминали расплывчатые радуги. Некоторое время назад она сказала мне, что хочет поработать над картиной, но я полагала, что она забудет о своем намерении, прежде чем дойдет до дела. Рейвен говорила, что моя мать уже несколько месяцев не работала с красками. С учетом количества лекарств, которыми я ее накачала в тот день, было странно, что она вообще могла стоять, а тем более работать над своим последним ше-девром.

— Я Ник Гризуолд, мэм.

— Ты живешь у подножия холма. — Она показала в сторону перевязанными руками.

— Да, жил там раньше.

— Мне так жаль твою сестру. Бедняжка! Когда будут похороны?

Ник смотрел не на меня, а на мою мать. У него был вид загнанного зверя.

— Э-ээ… они уже состоялись, мэм.

— Значит, она упокоилась с миром?

— Думаю, да, — пробормотал Ник.

— Хорошо. Мертвые должны обрести покой.

— Да, мэм, — согласился он и поднялся на ноги. — Приятно было встретиться с вами, дамы. Я еще загляну к вам.

Мы наблюдали, как Ник садится в пикап и заводит двигатель. Он опустил окошко и сказал на прощание:

— Подумай о том, что я сказал, Кейт. Это все, о чем я прошу.

— Кто это был? — спросила моя мать, пока мы смотрели на удаляющийся автомобиль.

— Друг, мама. Ну, чем ты занималась в своей студии? — Она непонимающе взглянула на меня. — Давай посмотрим, над чем ты работала, хорошо? Это еще один натюрморт?

Мы вместе прошли в студию, где стояла моя койка. На мольберте стоял большой холст три на четыре фута, покрытый пятнами краски, в основном красными, желтыми и оранжевыми. Среди них затесались несколько синих и фиолетовых бликов.

— Очень красивые цвета, — сказала я и запоздало поняла, что мать может сказать такое четырехлетнему ребенку. Болезнь матери дала возможность для кардинальной смены ролей.

— Это огонь, — обратилась она ко мне. — Пожар, от которого у меня случился инсульт.

— У тебя не было инсульта, ма. — Я прикоснулась к ее костлявому плечу утешительным жестом, который она не заметила. Мать отступила от меня и подошла к своей картине.

— Она внутри.

О, Господи. Опять это.

— Кто? — Я тоже подошла ближе и встала прямо за спиной у матери. Ее тщедушная фигура не мешала смотреть на холст.

— Разве ты не видишь ее?

Я изучила полотно, но разглядела лишь толстые мазки акриловой краски.

— Нет, мама, не вижу. Пойдем, тебе нужно умыться. Скоро мы будем ужинать.

— Я не голодна, — сказала она.

— Но тебе нужно поесть.

— Где Мэгпай? — Она огляделась по сторонам и внезапно пришла в отчаяние. — Что ты сделала с моей кошкой?

После ужина, когда я дала матери дозу ночных успокоительных и уложила ее в постель, пришла Опал.

— Я видела здесь автомобиль Ника Гризуолда, — сказала она.