Книга Волшебники - Лев Гроссман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Света недостаточно. — Элис, похоже, совсем обессилела. — Под конец линза расширилась где-то до четверти мили. Если взять еще шире, она начинает рушиться по краям.
Четверть мили? Сильна подруга.
В животе у него урчало, небо наливалось густой синевой, обгоревшая дверь выглядела хуже, чем он полагал. Элис провела обратный разрез нечетко, канавка местами двоилась. Если они напортачили, она его точно убьет.
— Ну что, вышибать?
Элис задумчиво сморщилась.
— А вдруг за ней кто-то есть?
— Тогда сама говори, что делать.
— Не знаю… — Она потрогала канавку там, где та успела остыть. — Почти насквозь, кажется.
На двери имелся молоток в виде руки, держащей чугунный шар.
— Ладно, отойди.
Господи, только бы получилось. Квентин уперся в дверь ногой, испустил вопль, как восточный единоборец, и вложил всю свою тяжесть в удар молотком. Верхняя половинка двери рухнула, не оказав никакого сопротивления, а он по инерции плюхнулся на дорожку.
В теплом свете, льющемся из коттеджа, обрисовалась девушка с четвертого, кажется, курса. Держа в руке бокал с красным вином, она смотрела на Квентина без всяких эмоций. Элис, прислонившись к стене, заливалась беззвучным хохотом.
— Обед почти готов, — сообщила девушка. — Элиот сделал соус аматричьяна. Гванчиале[12]мы не достали, но, по-моему, и обычный бекон сойдет — как вы думаете?
В камине, несмотря на теплый вечер, трещал огонь.
— Шесть часов двадцать минут, — из кожаного клубного кресла сказал толстый парень с волнистыми волосами. — Почти норма.
— Назови им свое время, Джош, — предложила девушка — звали ее, кажется, Дженет.
— Двадцать тридцать одна. Самая длинная ночь в моей жизни. Не рекорд, но близко к тому.
— Мы думали, он уморит нас голодом. — Дженет, разлив по двум бокалам оставшееся в бутылке вино, подала их Элис и Квентину. На полу стояли еще две пустые бутылки, но непохоже было, что физики сильно наклюкались.
Происходило все это в порядком запущенной, но уютной библиотеке. На полу лежали истершиеся ковры, единственным освещением служили камин и свечи. Внутри дом был просторнее, чем казался снаружи, и в нем было прохладно, как и положено осенью. Книги, не поместившиеся на полках, лежали штабелями в углах и на каминной доске. Ценная, но разрозненная мебель нуждалась в ремонте, на стенах между книжными шкафами висело то, что обычно видишь во всех частных клубах: африканские маски, унылые пейзажи, застекленные ящички с картами, медалями и усохшими трупиками экзотических ночных бабочек, добыча коих определенно стоила больших сил и расходов.
Физиков, включая новеньких, было только пять человек. Элиот рылся на полке и произносил монолог на предмет теории магии, делая вид, что не замечает пришельцев.
— Динь-Динь, у нас гости, — сказала Дженет. — Пожалуйста, повернись к нам лицом. — Худенькая, оживленная, с анахроничной стрижкой под пажа, она была самой говорливой из них: Квентин часто слышал ее голос как в Лабиринте, так и в столовой.
Элиот, перестав бубнить, выполнил ее просьбу. На нем был кухонный фартук.
— Привет, — произнес он в тот же момент. — Рад, что вам удалось. Ты, как я понял, сожгла нашу дверь, Элис?
— С помощью Квентина.
— Мы смотрели на вас в окно, — сказал Джош. — Повезло вам, что Бжезинский вас не накрыл с топором.
— А как было бы правильно? — спросила Элис. — Наше решение, конечно, сработало, но должен быть лучший способ. — Она застенчиво пригубила свой бокал, осмелела и глотнула как следует.
— Нет такого, — ответила Дженет. — В том вся и суть: физическая магия требует тяжелой, грязной работы. Засчитывается все, лишь бы дом уцелел — хотя снос, вероятно, тоже бы засчитали.
— Ну а ты, например, как вошла?
— Заморозила дверь, потом раздробила. Моя специальность — холодные технологии. Потратила шестьдесят три минуты, и это рекорд.
— Раньше достаточно было сказать по-эльфийски «друг», — вставил Джош, — но сейчас Толкин стал слишком читаемым автором.
— Элиот, дорогой… не пора ли обедать? — Тон, которым Дженет к нему обращалась, представлял собой странную смесь нежности и презрения. — А ты, Джош, сделал бы что-нибудь — комары налетят, — показала она в сторону раскуроченной двери.
Квентин, еще не пришедший в себя, потащился за Элиотом на кухню, опять-таки более просторную и лучше обставленную, чем можно было предположить снаружи: высокие белые шкафы до самого потолка, рабочие столы из мыльного камня, холодильник выпуска примерно 50-х годов. Элиот плеснул вина из собственного бокала в кастрюльку с красным соусом, стоящую на плите.
— Никогда не пользуйся при стряпне вином, которое не годится также и для питья. Хотя это предполагает, что на свете все-таки есть вино, которое я не стал бы пить.
То, что он игнорировал Квентина весь прошлый учебный год, его, кажется, ничуть не смущало.
— Значит, этот дом ваш? — Квентин, даже влившись в группу официально, не хотел показывать, как сильно стремился к этому.
— В общем, да — а теперь и твой.
— И что, у всех дисциплин есть свои клубы?
— Это не клуб. — Элиот плюхнул спагетти в кастрюлю с кипятком и стал размешивать. — Они варятся не больше минуты.
— Что же это тогда?
— Хорошо, пусть будет клуб, но мы его называем Коттеджем. Мы проводим здесь семинары, пользуемся библиотекой — она весьма недурна, — а в спальне наверху Дженет иногда пишет свои картины. Никто, кроме нас, не может сюда войти.
— А Фогг?
— Фогг может, но ему незачем это делать. Еще Бигби… ты знаешь Бигби, не так ли?
Квентин потряс головой.
— Не знаешь Бигби? — осклабился Элиот. — Боже. Ты полюбишь его, даю слово.
Попробовав соус, он добавил в него столовую ложку сливок. После помешивания соус стал светлее и загустел. Элиот кухарил с небрежной уверенностью.
— У всех групп есть свое помещение. У натуралистов дурацкий домик на дереве, у иллюзионистов такой же коттедж, как у нас, но только им известно, где он находится. Чтобы попасть туда, надо его найти. У бедных чистонаучников только библиотека, у целителей клиника…
— Элиот! — позвала из комнаты Дженет. — Мы тут с голоду умираем. — Интересно, как там Элис, подумал Квентин.
— Сейчас, сейчас! Надеюсь, ты не против пасты — я больше ничего не готовил. Есть еще брускетта[13]— или была. Вина, во всяком случае, вдоволь. — Элиот слил спагетти в раковину и вывалил в соус. — Люблю готовить. Не будь я магом, стал бы, наверно, шеф-поваром. Какое облегчение после всей этой невидимой, неосязаемой фигни, верно? Ричард — вот был кулинар. Не знаю, помнишь ли ты его, он закончил в прошлом году. Высокий такой. Зубрила ужасный, стыдно было за него перед Бигби, но готовил отменно. Возьми, пожалуйста, вон те две бутылки и штопор.